Дракон Воздуха

Все чаще и чаще в моих размышлениях я вспоминал Главную жену. Мне нужна была какая-то поддержка, а она, насколько я мог припомнить, была единственным человеком, кроме Госпожи Матери и Хэ, которого хоть как-то интересовала моя судьба. С Хэ я не мог говорить о ней. Моя добрая старая нянька, хотя никогда прямо и не говорила об этом, ненавидела Главную жену. Она считала, что та виновата в моей не сложившейся судьбе, в болезни и раннем уходе ее дорогой госпожи Ван Юнь. Только в беседах с Вэнь Чаном мог я касаться этой темы.

Наставник был и остался моим лучшим другом. Более того, от года к году наша дружба и взаимопонимание крепли. Мое доверие к нему было безграничным. Наши беседы, а говорили мы обо всем на свете, расширяли мои познания, открывали передо мной новые неведомые стороны жизни, заставляли серьезнее задумываться о себе, о своем месте в мире, стремиться совершенствоваться и укреплять свои знания. Вэнь Чан никогда в наших беседах не касался интимных тем, не старался насильно вызвать меня на смущающую откровенность. Я знал, что он понимает мое душевное состояние, но он, по негласному, непроизвольно возникшему между нами соглашению, никогда первым не заговорит об определенных вещах.

Неопределенность моего положения, неизвестное будущее все больше и больше тревожили меня, омрачали мою спокойную, ровную жизнь в школе. И я решил поговорить об этом с Вэнь Чаном. Если я откладывал этот разговор, считая, что, может быть, Наставника не могут особенно интересовать реалии повседневной жизни, то, к своему радостному удивлению, обнаружил в Вэнь Чане внимательного, а главное, понимающего собеседника.

– У меня нет для тебя совета, я ничего не могу ответить. Прежде узнаем, что происходит во Дворце.

Простой четкий ответ Наставника позволил мне на какое-то время заставить себя не думать, отвлечься от снедающей меня неизвестности. Мне пришлось запастись терпением. Не так быстро, как я предполагал, как мне хотелось, но Вэнь Чан вернулся к нашему разговору.

– Ты проявил благоразумную сдержанность и достойное терпение, Ли, – сказал Вэнь Чан, когда мы расположились в его более чем скромной комнате. – Не так просто оказалось собрать все нужные сведения и сложить из них более-менее ясную и достоверную картину.

Прославленная своей красотой наложница Господина – Цзян И – очень возвысилась за последние годы. Завистливой клеветой и лестью она сумела оттеснить от Господина и Главную жену, и лучших сановников. Ее одну слушает Господин, ей одной доверяет. Все во Дворце творится по желанию всесильной Цзян И. А ее желания непредсказуемы – она капризна и непостоянна, во всем руководствуется только своими, не всегда чистыми, интересами.

– Я думал, – продолжал Вэнь Чан, – если мне вообще следует высказать свое мнение, что, возможно, хотя твои устремления и склад души пока не полностью принимают это, тебе следует остаться в школе. Ты сможешь избрать одну из специальностей и, углубив свои знания, стать учителем или, пройдя соответствующую подготовку, избрать себе должность наставника.

– Иными словами, мой мудрый Вэнь Чан, ты считаешь, что мне нет места за пределами школы и школа – это единственное место, где я могу находиться, не подвергая жизнь непосредственной опасности, где я могу проявить свои знания и умения? – наставник выдержал мой взгляд.

– Ты свободен в своем выборе, Ли. Я считал, что должен высказать свое мнение. Возможно, это поможет тебе лучше понять свое положение, уяснить, чем ты располагаешь, на что можешь рассчитывать. Любое твое решение будет принято с уважением и пониманием.

Мне, конечно, было очень важно знать, что думает, как оценивает мое положение Вэнь Чан, и я не преминул его в этом уверить.

Но что же мне делать? Как строить свою жизнь? Сколько лет я не видел Синь и сколько уже лет, как Хао покинул школу, даже ничего не слышал о ней, но мысли о ней, память о ее взгляде, ее прикосновении продолжали с не меньшей силой будоражить и горячить мою кровь, зубы стучали в ознобе непреодолимых желаний.

Воспоминания о ее легком стане, белых, возмутивших спокойствие озерной глади ногах не позволяли мне принять решение остаться в школе. Ведь все учителя и наставники давали обет безбрачия. А я знал, чувствовал, что нет, не будет мне покоя, не будет мне жизни без этой прикрывшей прозрачным веером лицо девочки.

Кто, как мог помочь мне, облегчить тяжесть не решаемых решений?! Сколько раз обращал я свой взгляд, свое сердце в бездонную голубизну неба. Среди легких летящих облаков, среди тяжелых грозовых туч искал я хотя бы намек на прекрасный облик моего Покровителя, в сплетении солнечных лучей, в лунном сиянии пытался уловить его блистающий взгляд. С горячей мольбой обращался я и к духам предков, и к Госпоже Матери. Но только в своей душе должен был найти я ответ. А душа, жадный до новых впечатлений ум, молодое, полное сил тело звали, рвались из устоявшейся, знакомой рутины в неизвестную, полную опасностей и удовольствий жизнь.