Драконье золото (СИ)

— Как трус? — Дорос не хотел бросать мужчину здесь на растерзание магов, хотя умом прекрасно осознавал — либо император весь удар возьмет на себя, либо врагам достанутся два венценосных трупа и артефакт на десерт. Всегда была возможность выбора. Просто иногда он бил по самолюбию, которое нужно было спрятать глубже в себя, думая об общем благе.

— Как спаситель драконов, — рыкнул Ристерд и сделал еще один выпад в сторону противников.

Отвлечь их действительно удалось — все трое были сосредоточенны на императоре. По крайней мере, так казалось Доросу, который юркнул в сторону замка с твердой уверенностью остаться незамеченным. Там, за стеной, ждут солдаты Ристерда, они будут гораздо более полезны в битве, чем Дорос, у которого нет ни меча, ни заговоренных доспехов. Так успокаивал себя сбегающий и сгорающий от стыда из-за этого принц, когда в его сторону полетел блестящий пучок извивающихся энергетических нитей. Увернуться не удалось — заклинание сбило его с ног и подтолкнуло к обрыву. Всего два шага, чтобы удержать равновесие на не держащих от боли ногах. Всего два шага и твердыня скалы исчезает. Остается только пропасть, от которой нет спасения…

Дорос не хотел умирать. Не сейчас. Не так, оставляя отца, мать, Фрону. Он хотел жить, любить и быть любимым. Он хотел быть важным для кого-то, хотел помогать своему народу. Он просто хотел еще немного времени. Кто-то проживает длинную и скучную жизнь. Кто-то сгорает в считанные мгновения. Видимо, Доросу досталось второе. И Хильда нет рядом — никто не спасёт. Он мечтал умереть по-другому, почитаемым королём, в окружении любимых, не так. Он успел об этом пожалеть, успел почувствовать горечь сожаления, а потом пришла ослепляющая боль, обрывающая нити жизни.

А маги наверху были самонадеянны и не ожидали такого отпора. Первый из троицы повалился на землю с перерезанным горлом, второй лишился руки — закаленный в пламени дракона меч смял магический щит мага, — но Ристерд всё равно опоздал. Третий достал Дороса. Заклятие ударило в принца, отбрасывая мальчишку к обрыву. На секунду показалось — устоит. Не смог. Императору приходилось видеть смерть в бою, и с каждой такой смертью он научился быть хладнокровным настолько, чтобы выжить самому и не дать погибнуть тем, кого он вел за собой и защищал, — горевать нужно в безопасности. Он ударил последнего мага в спину, как не делают с врагами, которых уважают. И только уверившись в кончине противников, кинулся к обрыву.

***

Над замком развернулась настоящая битва. Летели стрелы и били заклятия, воздух сотрясался ревом дракона и стоном раненных, лязгом орудий и воинственными кличами. Бадахильдис уклонялся от заговоренных стрел лучше, чем когда-либо, не отвлекаясь на то, что происходило в хранилище — там был Ристерд и Дорос, а значит, амулет было кому сохранить. Дракон не любил убивать людей, особенно тех, кто не был черен душой и отравлен ненавистью. Однако, когда речь шла о собственной и чужой жизнях, выбирать не приходилось.

Сначала огромное туловище дракона пронзила мимолетная слабость, затем, сметая первое чувство, пришло ощущение раскаленного металла по коже. Бадахильдис замер всего лишь на мгновенье, прислушиваясь к слышимому только ему зову, несколько смельчаков воспользовались этим замешательством дракона и погибли раньше, чем собратья по мечу. Невинные люди, по приказу глупца умирающие… Артефакт драконов призывал, и Бадахильдис оказался не в силах сопротивляться. Внутри клокотала сила, словно он впитал в себя как минимум жизнь одной драконьей стаи, а так бывало только при рождении нового дракона или смерти вблизи амулета дракона. Он был здесь единственным представителем своего племени, не считая Ристерда. Неужели он все же погиб, защищая единственную настоящую ценность предков? Нужно было лететь как можно скорее, амулет беспокоился и пульсировал, призывая к себе хранителя. Опалив последний раз противников огнем, Бадахильд ринулся в сторону тайной пещеры.

Вблизи храма он увидел три человеческие фигуры, темными пятнами выделяющиеся на снегу, и Ристерда, стоящего около обрыва. Ужасная догадка заставила вновь забыть о том, что надо махать крыльями, однако разум вовремя подсказал, что амулет звал на помощь не просто так, а значит, ему нужна была сила дракона. Мог ли амулет признать смерть Дороса — кого же еще? — родной и требовать с почестью проводить собрата? Нет, Бадахильдис заставил себя верить в лучшее. У него есть на это несколько минут. И он будет надеяться до последнего.