Драконьи танцы на битом стекле (СИ)

— Александр! — воскликнул он, подходя ближе, в руках пожилой масочник держал планшет и грифель. — Молодец, что зашел. У меня есть к тебе несколько вопросов.

— И вам здравствуйте, — откликнулся Шельм, — Извините, вы не познакомите Вивьен с Жерель и остальными, пока я переговорю кое с кем?

— О, конечно, конечно, — отозвался масочник, — Позвольте представиться, юная леди, я — Корнелиус Шлим.

— Простите, вы художник? — полюбопытствовала Вивьен, указав взглядом на планшет и рассмотрев на бумаге эскиз драконьего крыла.

— Не совсем.

— Скорее писатель, — вмешался Рамират, — Ну, что, леди, готовы познакомиться с остальными?

— Остальными?

— А вы не видите?

— Белого Дракона?

— Трех.

— Что?

Она не могла так ошибиться, чутьё не могло обмануть. Но Вивьен на самом деле не почувствовала ни опасности, ни, что еще более странно, чужого присутствия. Нет, ну, положим, белый дракон был слишком неподвижен, позируя. Но как она могла не заметить еще двоих, оказавшихся крупнее, но как-то так умудрившихся расположиться вдоль стен, наблюдая за белокрылым товарищем, что она приняла их не за живых существ, а за каменные, грубо-выточенные из камня предметы интерьера.

Первым пошевелился черный, встал на все четыре лапы, потянулся, словно кот на завалинке, и шагнул в их сторону. Глаза у него были красными, как кровь, и Вивьен с трудом подавила в себе желание отшатнуться. Даже выучка Серпокрылой давала сбой рядом с этим чудищем из страшной детской сказки. А потом ожил и второй, зеленый, чешуйчатый, с нахальной мордой и оранжевыми, почти рыжими глазами. Но подходить не стал. Зевнул во всю пасть, обнажая пугающе белые и просто огромные зубы, и повернулся в сторону входа, возле которой застыла вся честная компания. А Вивьян все изводила себя, ну, вот как она могла их не заметить? И только потом, когда белый дракон, подойдя совсем вплотную, с любопытством стал оглядывать её с ног до головы своими синими глазищами, она задумалась о том, зачем вообще шут притащил её сюда? Не на корм ли этим чудищам?

"Лапа моя", — тем временем, отойдя в сторону, шут сосредоточился на внутреннем диалоге.

"Вот только приди домой, самолично придушу", — рыкнул Ставрас, в данный конкретный момент спускающийся с крыльца Драконария, чтобы прогуляться по саду и заодно проинспектировать мертвые яйца, которые непосвященные искренне считали обычными камнями, по прихоти монарха притащенными с гор непонятно зачем. Действительно, что в таком вот саде может быть интересного?

"Да? А, может, для начала, честь по чести объяснишь мне необразованному и обреченному на жуткую смерть от удушья в твоих лапах, что значит Воззвал к Миру?"

Ставрас не ответил, Шельму это совсем не понравилось. Вздохнув, он прислонился плечом в черной стене Драконьего Дома, прикрыл глаза ладонью и почти устало, совсем непохоже на себя спросил.

"Может быть, просто скажешь мне, эквивалентом чего является это ваше Взывание? Я же помню этот твой то ли рык, то ли вопль, тогда, во дворце. Он мне даже мелодичным показался, словно последний аккорд песни…"

Лекарь продолжал молчать. А шут начал злиться. Но Ставрас вовремя почувствовал это, и ответил до того, как Ландышфуки придумал, как уколоть побольней.

"Эквивалент брачных обетов у людей".

"Что?"

"Это невозможно контролировать, как в случае с вашими тотемными цветками. У драконов в плане продолжения рода все просто и легко, сам уже знаешь. Но иногда появляются пары, которых связывает нечто большее, чем простая физиология, и тогда, забыв обо всем на свете, удерживая возлюбленную или возлюбленного над скалами, дракон Взывает к Миру, прося засвидетельствовать их союз и переплести жизни прочнее, чем любое из запечатлений. Это происходит неосознанно, понимаешь?"

"Возлюбленного?"

"Да, у нас тоже бывают однополые пары", — подтвердил лекарь, — "Это все, что тебя беспокоит?"

"Нет. Мне совсем не нравится, лапа моя", — припечатал Шельм, отстраняясь от стены, — "что без меня меня женили. Но я с тобой об этом еще поговорю, а то у меня тут, знаешь ли, Леди Бабочка уже, похоже, в легкой прострации от знакомства с твоими сородичами".

"Ничего. Пусть привыкает", — отозвался лекарь, — "И, пожалуйста, давай ты все же прекратишь этот бред с лапочками, лапушками и прочим. Я и твоих милого с дорогим с трудом переваривал, а тут у меня скоро заворот кишок случиться, если ты продолжишь в том же духе".

"Ничего", — отмахнулся шут, в душе взыграла даже не обида, а полновесная злость, — "Не случиться. И вообще, лапа моя, за тобой должок".

"Я же уже сказал, что это…"

"Нельзя контролировать? Я слышал и понял, не сомневайся. Но сказать-то ты мне мог? Почему о своем, так называемом, замужестве, я должен был узнать от кого-то постороннего?"

"Я не…" — растерялся Ставрас.

"Все. Делай, что хочешь, а у меня дела", — отрезал Шельм и вытолкнул его из себя, как делал когда-то.