Драконьи танцы на битом стекле (СИ)

— О, разве уже ваш? — в глазах Александра промелькнуло лукавство, Вивьен его уловила, и улыбнулась чуть шире, явно собираясь до конца играть роль наивной дурочки с романтическим взглядом на жизнь.

— Но ведь могли бы стать моим, — прошептала она с почти томным придыханием.

Шельм улыбнулся, шагнул ближе, демонстрируя, что повелся. А сам подумал, что барышне, похоже, нелегко дается эта роль, ведь она по определению просто не может быть такой вот наивной дурочкой, которую пытается из себя строить.

— Все зависит от того, — задумчиво произнес он, — О чем все же вы мечтает юная леди?

— О любви, ведь она так прекрасна, — с искусно разыгранным восторгом прошептала девушка и прильнула к его груди.

Шельм продолжал улыбаться, глядя в едва прикрытые темно-карие глаза, сжал изящную ручку в ладони чуть сильнее, и произнес со льдом мелькнувшим в глубине глаз.

— Разве вам положена смертная любовь, Имаго?

Глаза девушки застыли, зрачок расползся уродливым дымом и заслонил собой радужку, но Шельм все равно успел отпрыгнуть в сторону за долю секунды до удара, хлесткого, смертельного, ребром ладони метившего в шею. Шут расхохотался в лицо Жрицы, легко и непринужденно сбросившей маску и перешедшей в боевой режим. Такое состояние у Серпокрылых называли трансом, оно было сродни безумию берсерка, вот только контролировать себя в этом состоянии Жрицы Бабочки могли даже лучше, чем вне его. Она наступала, а он улыбался.

— Ты знаешь об Имаго, шут, — голос показался чужим, холодным и режущим, словно клинок. — Но не узнал во мне Серпокрылую.

— Не беспокойся, сам не узнал, нашел у кого спросить. — Отозвался Шельм, снова легко ускользая от удара, а потом неожиданно нанес удар сам, но лишь обозначил его. Девушка замерла, выгнув бровь, она поняла, что он только играет, и заинтересовалась его игрой. Шельм увидел, что бить она пока не собирается, и снова легкомысленно шагнул почти вплотную. — Ответишь мне, Вивьен Мольтс, Серпокрылая Жрица в ступени Имаго?

— Смотря, что ты хочешь узнать, Шельм Ландышфуки.

— Я же уже спрашивал леди, а вы забыли, — укоризненно покачал головой шут, тонкие светлые брови девушки слегка нахмурились, парень медленно склонился к её щеке, не отрывая взгляда от страшных, лишившихся радужки и белка глаз. — О чем вы мечтаете, леди?

— Это все, что ты хочешь узнать?

— Да.

— Тогда у меня тоже есть вопрос.

— Договорились, — скользнув губами по бархатной коже щеки, прошептал шут, девушка отстранилась и почти брезгливо передернула плечами.

— Раз ты такой подкованный, шут, то знаешь, что для меня физический контакт с мужчиной нежелателен.

— Да, я и не настаиваю.

— Неужели? — в глазах напротив мелькнуло презрение, — Что же ты так пылко целовал меня два дня назад?

— Ну, скажем, были у меня скрытые мотивы. — Отозвался Шельм, лукаво щурясь.

Девушка нахмурилась сильнее.

— Не обижайся, — подмигнул ей Шельм, — Ты хорошенькая, просто… не в моем вкусе.

— Хорошенькая? — Да, девушка всегда остается девушкой, особенно, когда уверена в своей привлекательности. — Это все, что ты можешь сказать?

— Да. И, кстати, это уже второй вопрос.

— Что?

— Ну, ты же сказала, — невинно захлопал ресницами шут, — Что у тебя есть вопрос, заметь, в единственном числе. И спросила, почему я так пылко целовал тебя. Я ответил.

— Не играй со мной шут. Это не тот вопрос! — она повысила голос.

Шельм пожал плечами, посмотрел огорченно.

— Откуда мне знать, тот, не тот, я мысли не читаю, не дракон же.

— А драконы читают?

— Это тот вопрос, ты уверена?

— Нет!

— Тогда не скажу.

— Ты просто невыносим, шут. И я убью тебя, как только это будет целесообразно.

— Без сожалений? А жаль. — В исполнении Шельма прозвучало легкомысленно.

— Ты настолько не ценишь свою жизнь?

— Нет, просто сомневаюсь, что тебе под силу заставить меня с ней расстаться. Кстати, я снова ответил на твой вопрос или это опять был не он?

— Нет! — вскричала Жрица и в очередной раз нанесла молниеносный удар, и снова шут увернулся.

— Какая жалость, — прокомментировал он с относительно безопасного расстояния. — Так задай уже его, наконец, чтобы я мог задать свой.

— Как ты относишься к масочникам?

— Что?

— Ты разучился слушать, шут?

— Ну, нормально отношусь, а что?

— И ты считаешь, что это нормально, так издеваться над этим прекрасным народом?

— Прости, что делать с народом?

— Издеваться! — глаза Жрицы ожили, чернота зрачка съежилась, обнажая белок, затем радужку.

— И кто же над ними издевается?

— Вы, все. Драконы эти ваши — кровожадные монстры. Они же, масочники, пришли из другого мира, им надо помочь, а вы травите их драконами, они жрут их детей, жгут своим огненным дыханием их дома, уничтожая как вид. Но мы, Жрицы Оракула готовы принять их, я пришла за ними.

— За кем?

— Ты так резко поглупел, шут? За ними, за масочниками, их магия прекрасна, она имеет право жить.

"Ставрас, лапочка…"