Драконьи танцы на битом стекле (СИ)

— Ну, извини, как-то принято закрывать глаза, когда блаженствуешь, целуя барышню. К тому же, её татуировка было под этим ожерельем. Как у нее только шея не переломилась, таскать такое?

— А ты бы не блаженствовал назло мне, а делом занимался.

— Но ведь так же совсем не интересно! К тому же, ты сам сказал, что не против…

— Чтобы блаженствовал и дальше, против, — отрезал лекарь, понимая, что если еще раз узрит нечто подобное, сцены ревности Шельму не избежать. Хорошо бы при этом рядом никого не было, а то еще заденет ненароком. — А вот чтобы собрал информацию об этой незваной гостье, очень даже за.

— А как же моральная компенсация за труды? — притворно возмутился Шельм, которому на самом деле было очень приятна его ревность, которую лекарь, смирившись, уже не пытался скрыть.

— Не волнуйся, я постараюсь тебе все-все компенсировать.

— Это каким же образом?

— Хочешь, крылья сложу для тебя? — все так же улыбаясь, полюбопытствовал Ставрас. И Шельм замер, широко распахнув глаза. Но лекарь все так же улыбался, и бедному шуту ничего не оставалось, как поверить в серьезность его предложения.

— Ты… ведь пошутил, да? — робко выдавил он из себя и попытался высвободиться из объятий. Ставрас легко отпустил его.

— Это похоже на шутку?

— Да как ты вообще себе такое представляешь! — вскричал Шельм, у которого в голове все смешалось от такого его предложения.

— Я, знаешь ли, еще сутки назад не представлял, что вообще можно вытворить нечто подобное в человеческих телах, — усмехнувшись, Ставрас отошел к кровати и сел на нее, уперев локти в колени и положив на переплетенные пальцы подбородок.

— А что, правда, получилось? — не удержавшись, самодовольно полюбопытствовал Шельм.

— Что именно?

— Ну, как у вас, драконов?

Ставрас посмотрел на него очень внимательно, потом улыбнулся и протянул руку, подзывая. Шельм принял, подходя к нему.

— Не совсем. Но мне понравилось на вкус твое доверие.

— Правда?

— Да.

— И какое оно?

— Пахнет ландышевой горечью.

— Ну, кто бы сомневался, — фыркнул шут.

— Но разве тебе не любопытно?

— Что?

— Каково на вкус мое?

Шельм растерялся. Желтые глаза смотрели внимательно, ждали ответа и смущали. Он буквально всей кожей чувствовал, как по щекам расползается жар. И в горле как-то пересохло, и заговорить сразу не получилось, а когда он все же сумел вытолкнуть из себя слова, они прозвучали почти жалобно и совсем на него не похоже:

— Пожалуйста, давай не сейчас…

— Как хочешь, — легко согласился лекарь, притягивая его к себе на колени. — Кстати, хочешь хорошую новость?

— Хочу.

— Эр пришел на зов.

— Он очнулся?

— Да.

На утро Ставрас первым дело отправился инспектировать Драконарий и вместо толком не обустроенного сада обнаружил идеально выверенные, изгибающиеся плавными лентами дорожки, посыпанные мелким щебнем и огороженные низеньким кованным заборчиком, словно сплетенным из множества цветущих венков. А за заборчиком над только начавшей проглядывать травкой возвышались каменные яйца, причем разложены были так, что сразу угадывалась некая система и неоспоримый эстетический вкус того, кто так искусно сумел подобрать яйцевидные камни разного оттенка и разложить их в художественном беспорядке, который, тем не менее, радовал глаз.

Дождя этим утром не было, хоть небо и хмурилось слегка, но Ставрас прогуливался по дорожкам сада, заложив руки за спину, и удовлетворенно оглядывал свои владения, номинально считающиеся вотчиной королевича и его молодой жены. Да, ребята тут без него постарались на славу. Чувствовалась твердая рука. Ему даже стало любопытно за кем все же оставалось последнее слово. Он считал, что в паре масочника и оборотня все решает последний, хотя внешне и создается впечатление, что вечно молчаливый Мур инфантилен и безразличен ко всему, что происходит вокруг, в то время как неугомонный, как и все Коломбины, Гиня носиться как угорелый и всем мозолит глаза. Глянув на Шельма, идущего рядом, лекарь не удержался и полюбопытствовал.

— И кому я обязан всем этим великолепием?

— Как кому? — нарочито разыграл удивление Шельм, — Гине, конечно. — И подмигнул. — Они с Муром тут, между прочим, не одни ишачили, если тебе интересно, конечно.

— Мне все интересно. И кто же помогал? Эти ваши детки Белоголовник, Мята и Чебрец?

— И они, кстати, тоже, — ответствовал шут, — И нечего ухмыляться. Да, помогали, — оскорбился он за своих, — Они не только на шалости способны.

— Охотно верю. Вы вообще народ творческий, я уже понял, — усмехнулся Ставрас, и поинтересовался, — А кто еще?

— Гвардейцы, к примеру. Дормидонт Фомич специальный график составил, чтобы они парами в свободное от дежурств время еще и у нас тут в помощниках числились. На добровольных началах, между прочим.

— О, даже так? — искренне удивился Ставрас, — И что же, не роптали?

— Напротив, Гиня говорит, они чуть ли не из кожи вон лезли, чтобы помочь и все здесь обустроить.

— Молодцы. А детки ваши что же?

— Ну, им-то про то, что это яйца никто так и не сказал, — отвел глаза шут.

— Считаешь, что я не прав с этим запретом?