Драконьи танцы на битом стекле (СИ)

Шельм снова отвернулся и дернул его за руку, утягивая за собой, — Идем.

— Куда? — спросил Ставрас, послушно следую за ним. На душе было пусто и одиноко, а так хотелось снова разделить все на двоих.

— Повыше, — лаконично отозвался Шельм.

И они продолжили подниматься. Ставрас сильнее сжал в ладони пальцы шута, но ответного пожатия не почувствовал, это огорчало. Он сам не понимал, что с ним твориться. Душу словно подцепили каким-то странным, непонятно откуда взявшимся крюком, и тянули, и тянули, выворачивая наизнанку. Сердце стучало о ребра, и почему-то хотелось, чтобы оно было, как прежде, драконьим, а не таким живым и трепетным, как человеческое. Но обратиться в дракона прямо во дворце он не мог. Не на узкой лестнице, иначе снес бы своей тушей половину северного крыла. И эта человечность мучила его сейчас, как никогда в жизни. Он помнил, как сам прошлым летом говорил с Шельмом о возможности будущих детей, о связи с женщиной, красиво говорил, правильно. Но вся правильность мыслей рассеялась, когда в ход пошли чувства. Он никогда не опускался до ненависти к человеку, до длительной ненависти, но в данный, конкретно взятый момент, ненавидел. Ненавидел эту странную девчонку, посмевшую претендовать на того, кого он уже давно считал своим.

Шельм замер перед дверью, распахнул её и склонился в поклоне, с вызовом глянув из-под шутовского колпака, зазвеневшего бубенцами.

— Прошу, — обронил он, с положенной долей почтения.

Ставрас не улыбнулся. Молча вошел и не обернулся, даже увидев, как на секунду промелькнул магический контур, змейкой струясь по стенам к единственному окну.

— Что ты задумал? — тихо спросил он.

Но шут не ответил. Обошел его и шагнул к проему окна. Распахнул его в ночь, перегнулся через узкий подоконник, и развернулся лицом к лекарю. Ставрас к тому времени оказался от него в двух шагах. Шельм улыбнулся грустно и в тоже время по мальчишески, провел ладонью по лицу, запустил пальцы в волосы. Неудачно сдвинутый колпак полетел вниз, звеня в воздухе бубенцами. Но то, как он приземлился на мягкую траву, Ставрас уже не услышал, потому что в этот момент от Шельма, стоящего на фоне оконного проема, ярко освещенного луной и звездами, осталась только голова. Точнее, так ему показалось в первый момент. Ставрас растерянно моргнул, и лишь потом понял, что вместо одежды шут теперь был завернут в непроглядно черное покрывало. И магия его, на миг проявившая себя, уже не показалась дракону такой чужой, как прежде. Напротив, теперь она ощущалась как своя, родная. Он шагнул ближе, и тяжелый, черный бархат соскользнул к ногам обнаженного тела. Повис на подоконнике. Волнами разметался по полу. Белоснежная кожа на фоне луны, отражая и впитывая её свет, засеребрилась, превратив обычного вздорного мальчишку в мифическое существо с блестящими ночными бликами глазами и ореолом тайн, спрятанных за шутовской душей. Последний шаг и губы в губы.

— Я так боялся тебя потерять.

— Так держи меня, иначе я упаду, — прошептал Шельм в ответ, садясь на подоконник и обхватывая плечи Ставрас руками. И добавил, не отрывая глаз от потрясенного взгляда, — Я доверяю тебе, больше чем себе. Если уронишь, я умру.

И резко откинулся назад, Ставрас чудом удержался от крика. И подхватил его, не давая упасть. И снова глаза в глаза и доверительно с улыбкой:

— Я, правда, умру.

Лекарь посмотрел на землю у него за спиной и увидел выросшие из травы ледяные иглы, на одной из которых застыл молчаливым подтверждением его слов, проткнутый насквозь пестрый колпак. Мальчишка затеял смертельно опасную игру.

— Ты, переигрываешь, — с трудом скрывая собственное волнение и… нетерпение, пробормотал лекарь в шею шуту с должной строгостью в голосе.

— Нет. Ведь ты когда-то удержал возлюбленную. Неужели теперь не удержишь меня?

— Это было очень давно, и мы говорим о драконах.

— О да, я — не дракон. Я намного легче.

— Трудней, — припечатал лекарь, но мальчишка его не услышал, вскинул ноги на талию и скрестил щиколотки за спиной.

Одна его рука проскользнула между ними, и Ставрас дернулся, попытавшись втянуть его обратно в комнату, но не успел. Позади него словно бы выросла невидимая стена, а Шельм и одной рукой легко справился со всеми застежками на брюках. Лекарь запаниковал, как мальчишка. Такого в его жизни еще не было, и сердце заныло от испуга и почти щенячьего, недостойного мужчины восторга.

— Я пораню тебя, — прошептал он едва слышно, уже зная, что не сможет отказаться от него сейчас, просто не сможет. Как не мог не вернуться, не мог не спешить, не мог не полюбить и измениться, изменяя и его, ради этой любви. — Пораню… если ты, конечно…

— Нет. Только с тобой. — Отозвался мальчишка, и в голосе его мелькнула насмешка, но лекарь не успел ответить на нее, потому что шут весь выгнулся в его руках и вскрикнул, — Ближе!