И стая за облаками отозвалась протяжным плачем, заставившим человека в костюме стиснуть голову, а рабочих отступить. Ненадолго. Но иногда и минута значит многое.
Драконья чешуя холодила кожу. И кажется, я промерзла до самых костей, а может, и кости замерзли. Я совершенно не чувствовала ни рук, ни ног. Сколько я просидела там, с ней?
Была ночь.
Теперь утро. Выходит… море холодное, сейчас и снежок пошел. А купание в ледяной воде никому не прибавляло здоровья. Слягу. Вот назло всем возьму и слягу. Закопаюсь в одеяло, буду молчать, ссылаясь на больное горло, и так, пока не помру.
Или не позволят?
Матушка объявится. Она любит играть в заботу. Но на самом деле мы тяготим друг друга, особенно теперь, когда она окончательно освоилась в большом отцовском доме. Ник? Ему не до меня.
Томас?
Я подавила вздох. Теплый. И даже горячий. И пришел. И несет. И хочется поверить, что он навсегда останется таким, только это ведь ложь.
Все мужчины умеют притворяться.
- Уна, ты как? – дорогу заступил Оллгрим.
- Великолепно, разве не видишь?
Не стоит грубить старому человеку, но он сам виноват. Как я могу быть, когда Сапфиры не стало? А Лютый? Его тоже порвали и знать бы, насколько. Ник за ним присмотрит, а потом расскажет.
Я повторила это дважды. Почти получилось поверить.
- Почему вы здесь? – я бы слезла с рук, потому как разговаривать с кем-то на равных можно лишь стоя. Но чувствую, если Томас меня отпустит разговора не получится. Я просто рухну лицом в песок. Вот смеху-то будет.
- А где еще? – Оллгрим закурил. И потянуло дымом, крепким, горьким. Как ни странно, запах этот примирил меня и с людьми, и с самим Оллгримом. – Драконы взбудоражены, к ним соваться – себе дороже.
- А Лютый?
Они что, и вправду боятся?
Оллгрим возле стаи две трети жизни провел, и тоже боится? И Гевин, который все тянет шею, выглядывая Сапфиру. Останется смотреть, как ее разделывать будут? И что в этом взгляде? Любопытство?
У егеря?
- Эшби к нему пошел. Позаботится.
Я чихнула.
- Будь здорова. И посиди дома пару дней, пока не отойдешь. Все равно там… беспокойно.
Хорошее слово.
Беспокойно. И драконье волнение я чувствую, как слышу их песню, в которой и печаль, и тоска, и прощание с той, что никогда больше не встанет на крыло. А я… я тоже спою.
Потом, когда никто не услышит.
Томас посадил меня в машину, ушел и вернулся спустя пару минут. С пледом.
- У шерифа взял?
Табачные крошки, печенье и прилипший шар старого репейника, который я с немалым удовольствием отодрала и выкинула. Хотелось сделать что-то… что-то такое, чтобы успокоиться. А вместо этого я завернулась в плед.
- Не обеднеет. Так, я отвезу тебя к Эшби. Ты выпьешь чаю, бульона, кофе… горячей воды, не важно, главное, чтобы горячее и много. Потом ляжешь в постель и постараешься заснуть. И будем надеяться, что встанешь здоровой.
Ага.
Будем.
Я вообще редко болею, даже не помню, когда в последний раз угораздило.
- Уна…
- Я должна была к ней пойти.
- Я знаю. Ты смелая.
- Я дура, - не стоило обольщаться. А горло начало драть и слабость усиливалась. Смешно звучит. Слабость. Усиливалась. Ага. Смешно. Слабость усиливалась. А усилие услаблялось.
Я подавила смешок.
И покосилась на Томаса, который смотрел на дорогу.
- Думаешь, не понимаю, насколько это опасно? То есть… теперь понимаю, а тогда я просто не хотела, чтобы она осталась одна. Знаешь, погано умирать в одиночестве.
В доме Эшби нас встретила полиция и миссис Фильчер, которая попыталась заступить путь.
- Я не позволю, чтобы эта шлюха осталась в доме! – ее голос утонул и породил эхо, которое болью отозвалось в голове. – Это… это просто-напросто неприлично!
- Это не ваш дом, - просипела я, сползая с рук Томаса. Не потому, что сил вдруг прибавилось, просто поймала на себе взгляды. Любопытствующие. Насмешливые. Презрительные. И тот, который усатый, он смотрел очень уж внимательно. Похоже, Томасу придется объясняться. – Идите нахрен.
Это все, что я смогла выдавить.
- Она еще… эта девка… вы слышали?! Нет, вы слышали?! Да как она смеет… да как… - миссис Фильчер схватилась за руку усатого. – Вы должны задержать ее! Это она убила мою девочку. Она!
Кого я убила?
Зои?
Так она вроде жива. Или я чего-то не знаю?
- Умерла утром, - тихо пояснил Томас. – Извини, сам не знал.
Вот как… и Зои тоже. Мне жаль. Чуть меньше, чем Сапфиру, но все-таки жаль. Но помимо жалости я испытала совершенно невозможную, подловатую, но радость.
Теперь Ник свободен. Он сможет выбраться из цепей этой заботы. Он найдет себе другую жену, которая, быть может, сумеет дать то, что не сумела Зои.
И оценит его.
Он ведь замечательный. Правда, - мой восторг слегка угас, - возможно, убийца.
- Уна, - человек-гора умел ходить бесшумно, что мне совсем не понравилось. Такие люди опасны. А большие опаснее маленьких. Во всяком случае, рядом с ним я ощущала себя особенно беспомощной. – Скажите, вы ведь неплохо знали Станислава Эшби?
И так ласково прозвучал его вопрос, что сердце сжалось.
- Вы не поможете нам в одном вопросе? Чуть позже, когда приведете себя в порядок.
Не стоило обманываться, это не было просьбой.