Драконья кровь

Милдред беспокойно кружила по комнате. Она то и дело останавливалась, прижимала руки к вискам, отпускала, опускала плечи, будто разочарованная в себе самой. И продолжала прерванный путь. От золотистого диванчика с резными ножками к окну. От окна к столу. От стола к шкафу. И по ковру, разрисованному желтыми и белыми треугольниками.

- Что-то не так. Неправильно.

- Все неправильно, - Лука не мешал. Кому-то и вправду на ходу думается легче.

А что неправильно…

Ник Эшби словно сквозь землю провалился. И маги вновь разводили руками, мол, никак невозможно найти, даже по крови, даже рядом с источником.

Нестабильное поле.

Драконы, чтоб их.

И проклятый хозяин, с которого станется уйти в горы на пару месяцев, а то и лет. И мучат сомнения, не слишком ли беспечен был Лука, позволив Эшби оставаться на свободе. Адвокаты адвокатами, но всегда можно сыграть в самодура.

Поздно.

- Станислав Эшби… пусть не примерный семьянин, но детей любил… и заразил супругу неизвестной болезнью, чтобы получить наследника. Он определенно знал, что делает. И как врач должен был бы интересоваться развитием этой болезни.

Она остановилась.

- А есть портреты?

- Чьи?

- В старых семьях любят писать портреты. Или снимки делать, но снимков тех, кто был до Лукреции Эшби я не нашла. А портреты должны быть. Где?

И сама себе ответила.

- Кажется, Уна упоминала, что их перенесли после ремонта. Идем.

- Сейчас?

Ночь на дворе. Тьма расползлась и ветер завывает, что стая койотов. И если Николас Эшби где-то там, то Лука ему не завидует. Впрочем, и здесь неспокойно.

Нехорошее ощущение.

Опасность близка.

- Почему нет. У тебя фонарик есть?

Фонарик имелся, правда, нужды в нем не было, поскольку в этом доме и на чердаке свет наличествовал. Круглая лампа на длинном шнурке провода заросла грязью, к которой прилипли мелкие и крупные мошки. Стоило ей вспыхнуть, как закружились, застучали по стеклу бестолковые ночные мотыльки.

Пыльно.

Грязно.

Вещи стоят. Когда-то их укрывали простынями, силясь хоть так защитить от грязи, но обыск добрался и до чердака. Тканевые чехлы лежали в углу серой кучей.

Зеркало.

Стол. И старый комод, у которого уцелели медные ручки. И да, в виде драконов. Пузатая ваза. Каменная цветочница с сухой  землей. Из земли торчат тощие ветки, на которых пробиваются тощие же листочки.

- Вот она, - Милдред все же не стала касаться листа. – Роза Эшби… смотри, а это герб. Почему он здесь?

- А где ему быть?

- В холле? И на самом доме. На каждой вещи, которая принадлежит этому дому… смотри, здесь есть, - она провела ладонью по гладкой столешнице, смахнув пыль. – Да. И в кабинете Станислава Эшби тоже были. Маленькие.

Клеймо пряталось на углу, оно и вправду было небольшим, пальцем накрыть можно, но ведь было же.

- Герб – это то, чем гордятся. И его не прячут. Если только…

Она замолчала, задумавшись.

А вой ветра усилился. И казалось, что еще немного и эта крыша, с которой спускались опорные столбы древних стропил, не выдержит. Что еще немного и сам дом хрустнет, уступая стихии.

- Что, если он стремился избавиться от всего, что связано с этим гербом? С семейной историей? И тогда ремонт в доме – это отнюдь не каприз молодой жены, а его попытка изменить этот дом?

- Эшби?

- Да. Именно. И это тоже могло стать поводом… допустим, он вернулся. И узнал, чем занимается отец. Допустим… - Милдред шла мимо столов и стульев, которых здесь собралось множество. Остановилась у пианино. Или рояля? Лука не слишком их различал, отметил лишь, что инструмент выглядел довольно внушительным. Она подняла крышку, провела пальцем по клавишам, на что пианино ответило звенящим недовольным голосом.

- Допустим, Станислав Эшби решил привлечь и его… родная кровь. Сын. Наследник. У кого еще искать понимания?

Крышка мягко опустилась на место. А Милдред двинулась дальше, разгоняя призраков, что обретались на чердаке.

- Но Николас вновь разочаровал отца. И убил его.

- Вот так?

- Станислав Эшби был не так и стар. Прочие из его рода часто доживали до ста лет, некоторые и дольше, при том сохраняя и ясность рассудка, и неплохую физическую форму. Так, Донатан Эшби в девяносто семь участвовал в скачках и выиграл их. А его потомок, Николас Второй, в возрасте ста семи лет добрался до Каменистых островов. На яхте. В одиночку. Они все долгожители.

- Это ничего не доказывает.

Лука возражал, потому что тишина этого места давила на уши. И ощущение опасности просто-таки орало, что не стоит здесь задерживаться. Но Милдред добралась до картин. Их не прятали. Их спровадили на чердак и забыли, не потрудившись даже укрыть. И теперь полотна потемнели то ли от грязи, то ли от копоти, то ли от мошкары, что прилипала к влажноватой краске.

- Поможешь? – она попыталась сдвинуть раму, но та, огромная и золоченая, была слишком тяжела. Впрочем, не для Луки. Он просто отставил полотно с каким-то мрачного вида мужиком в сторону. – Это, полагаю, Гордон Эшби… по времени похоже.