Комната оказалась неожиданно просторной с высоким, выше, чем в коридоре, потолком с рельефным орнаментом по периметру. Гладкие бежевые стены были лишены украшений, а вот пол покрывала пусть и простенькая, но самая настоящая мозаика. Мебель состояла из кровати с высокой каменной – Александра специально потрогала пальцем, в самом деле каменной, не имитация! – спинкой, застеленной кремового цвета покрывалом, стола с каменной же столешницей и трех полукруглых кресел, обитых светлой кожей. На полу по обе стороны от окна стояли две изящные вазы, каждая в добрый ярд высотой. Шкафов не имелось, но возле самого входа стоял массивный сундук.
Притворив за собой дверь, Александра пересекла комнату и, подойдя к окну, отдернула легкую полупрозрачную занавеску. Первое, что бросилось ей в глаза, – кованая металлическая решетка, расположенная внутри, перед стеклом. В дополнение к ней снаружи имелись ставни, сейчас раскрытые. Из комнаты к ним тянулись торчащие из стены вороненые рычажки. Само окно, по-видимому, не открывалось.
Видно через него также было немногое: участок булыжной мостовой да фасад дома на противоположной стороне улицы – пятиэтажный, каменный, когда-то, вероятно, снежно-белый, но сейчас серо-желтый, первый этаж глухой, без единого окна, но зато украшенный гладкими полуколоннами какого-то эклектического ордера. На верхних этажах окошки имелись – узкие, много меньше того, через которое смотрела на них девушка, каждое со створкой ставни, частью открытых, частью закрытых.
По улице, одетые примерно так же, как и публика, трапезничающая в зале внизу, бродили немногочисленные прохожие: группами по два-три человека, неспешно, беседуя на ходу. Большинство, если не все, – при разрядниках.
От созерцания их променада Александру отвлек стук в дверь.
– Войдите! – крикнула она, оборачиваясь.
Дверь отворилась, и в комнату впорхнула девушка, вероятно, ее ровесница, тонкая, стройная, с высокой прической из иссиня-черных, в отличие от дам в зале, явно своих собственных волос. И что характерно без разрядника у бедра.
– Добрый вечер, перегрина Алекса, – произнесла она высоким, мелодичным голоском, почти пропела. – Меня зовут Октавия.
– Приятно познакомиться, – кивнула Александра, делая шаг вперед. – Присаживайтесь, – указала она на одно из кресел, сама же опустилась в другое.
– Отец сказал, что я должна рассказать вам про жизнь в Республике, – проговорила Октавия, устроившись в кресле. – Что именно вас интересует, перегрина?
– Все, – улыбнулась она. – Абсолютно все. Скажем, для начала: почему меня все здесь называют перегриной? Что значит это слово?
– Оно означает «иностранка», – ответила дочь управляющего. – Так у нас именуют любого свободного человека, не имеющего гражданства Республики, – за исключением граждан Лукреции, потому что Константин и Лукреция – брат и сестра. Обращаясь к малознакомому человеку, принято называть перед именем его статус, должность или звание – перегрина Алекса, прокуратор Тит, сенатор Антоний, легат Квинт. Если статус собеседника неизвестен, можно использовать универсальное «гражданин», но только не в отношении иностранца. Можно также вообще не называть имени, только статус, но тогда разговор приобретет официальную сухость. Между друзьями, наоборот, принято обращаться по имени. Так же обычно обращаются к младшим. Кстати, вы можете называть меня просто Октавия и на ты.
– Хорошо, – снова улыбнулась виконтесса. – Называй меня Алекса. И можешь тоже на «ты», – Александра рассудила, что друг ей здесь вовсе не помешает.
– Благодарю, – кивнула прической Октавия. – Это честь для меня. Что еще вас…ой, что тебя еще интересует?
Первый ответ породил даже больше вопросов, нежели разрешил, но Алекса решила пока идти по намеченному порядку.
– Когда я вошла в зал, на меня все уставились, словно на диковину. Это из-за моей одежды? Или из-за чего?