Драконья оспа

Юрка развернулся и заглянул ей в глаза. Его бы такого сейчас в фильмах снимать — точно соберёт кассу. Оля даже немного растерялась, глядя в его светлые, лишённые любой человеческой злобы, глаза.

В такие глаза обычно странно смотреться. Кажется, что в их свете твоя тень отразится особенно резко и уродливо — на контрасте. Может, кстати, Елена потому и предпочитает прятать свои. Но ещё страннее, если твоё отражение там вдруг приобретает такие черты, о которых ты не догадывалась. Как хороший художник может изобразить не слишком привлекательного натурщика по-настоящему красивым, если отразит правильно.

У соседей забубнил телевизор. Что бубнит — не разобрать, только слышна тихая, усыпляющая монотонность. Где-то в подъезде хлопнула тяжёлая дверь, а потом дёрнуло лифт. На потолке промялись перекрытия, создавая иллюзию, что кто-то сверху катит железный шар.

— Нет… — выдохнула Оля и сама испугалась своего ответа.

Внутри что-то дёрнулось, а потом наполнилось теплом. Встало, что ли, на место?

Странное чувство. Будто становишься очень маленькой и беззащитной. Которую легко обидеть. Наверное, от этого страха люди и нацепляют на себя маски равнодушия и врут. Лишь бы не показать себя беззащитным.

Юркина улыбка стала глубже. И лицо будто расслабилось, а плечи — опали. И он ловко протянул руку и коснулся Олиного свободного плеча — того, которое не согревало влажное тепло другого тела.

Пальцы неожиданно ловко сошлись на этом самом плече, заставляя Олю очень хорошо ощущать его сустав. И, не успела она никак среагировать, Юрка наклонился вперёд. К ней.

Этот поцелуй вышел уже другим, чем в парке. Будто лишенным своей неуверенности и какой-то степени волнительности. Будто всё уже решено и всё сказано.

Юркино дыхание сбито вырвалось ей на щёку. Губы то расслаблялись, норовя обманчиво затянуть в свою нежность, то вдруг становились жёсткими и требовательными, не давая разогнавшемуся сердцу сбавить оборотов. Только — таять, как мороженому.

Опасаясь растаять совсем, Оля чуть-чуть отстранилась. Вроде только плечами, будто хотела побольше распрямить и без того ровную спину. И ещё разок — в этот раз не зная, зачем. Просто мороженое в груди вдруг стало больше напоминать беспокойный вихрь.

На что Юркина ладонь неожиданно резко перехватила с плеча и через волосы прижала к себе затылок. Нещадно задевая кожу шеи и посылая к макушке неожиданно крупные мурашки.

Неожиданная настойчивость, одновременно закручивающая волнением и заставляющая душу идти пушистостью. Руки Оли в противовес этому осторожно легли на чужое тело. И, одновременно с усилением поцелуя она поняла, что уже оглаживает Юркину грудь. Выучено-ловкими движениями, задевающими край воротника ниже, чтобы коснуться оголяющейся кожи.

Юркины руки прерывисто скользнули на её талию и сильно стиснули. Той самой приятной подрагивающей хваткой, выдающей нетерпение.

Непривычное чувство, сдавливающее изнутри грудь и напряжением собирающееся внутри живота сковало в голове все вопросы. Окутывая невидимым одеялом, в котором место есть только ощущениям от тел, незримо расправляющихся. Под согласием душ.

Оля, чувствуя как внутри ломается последний заслон, обхватила Юрку за шею, плотно прижимаясь и глубоко вдыхая. Расфокусированные глаза зацепились за блестящую точку дверного глазка. И никак не могли понять, что они такое. Распирало волнение и ощущение близости. Тянущей за собой кверху и бросающей обратно. В обрыв.

Кажется, она встала первой. И дёрнула за собой Юрку, щёки которого разгорелись алым, а полуприкрытые глаза создавали иллюзию, будто Юрка старше. И может даже не совсем человек. И даже не дракон. Кто-то из мистической сказки, посланный на погибель. Или, наоборот, единственным спасением. Которые в этих самых сказках почти всегда бродят рядом.

Интересно, это из-за неё у Юрки так припухли и раскраснелись губы?

Хорошо…

Хорошо, что он, забыв о скромности, наклоняется над ней. Неторопливо водит руками по телу, чувствительно задевая шею и осторожно приминая грудь. Лезет пальцем под широкую лямку бюстгалтера — узкая всё равно не удержала бы — и тут же ныряет в сторону. Будто ничего такого и не было. Только у Оли от этого «не было» ухает в глотке. И хочется уже стянуть ненавистную Юркину рубашку. Что Оля и делает.

Юрку без рубашки она уже видела. Но сейчас вид худощавого, жилистого тела смотрится совсем иначе. Как-то, к чему очень хочется прикоснуться, прижаться. И нужно это делать.

Его дыхание теперь ощущается не только разогретой кожей, но и телом — живот торопливо надувается и быстро опускается. А потом всё сначала. Ощущение очень волнует, соотносясь другим — похожим.

А Юрка, не теряя времени, лезет прямо под футболку на спине с целью расстегнуть лифчик. Как бы ему намекнуть, что застёжка у Оли спереди? Ладно, она никогда не была сильна в намёках, так что, на всякий случай хихикая, сама отточенным движением расстёгивает кнопку. Освобождённые груди с упоением принимают свободу, ощущая всю лёгкость бытия. А уж расправиться с футболкой — дело плёвое.

Обнажение тел — это почти что обнажение душ.