У Юры очень сильно двигается кадык. И пальцы, оказываются сжимают её попу. Это мотивирует сжать и его тоже.
Он явно смелеет, и ягодицы чувствуют, как их отпускают — хоть на коже и остаётся фантомный след. Возможно, даже краснота — глазам не видно. Да и не хочется сейчас смотреть на себя, особенно когда жадные руки так внимательно и настойчиво оглаживают спину, разгоняя по ней мурашечное тепло.
Движения уже получаются сами собой. Раззадоренное тело не унимается, а только входит в раж в поисках нового наслаждения. И находит его.
Юрка до боли стискивает её где-то. Осмелевшие губы впиваются в чувствительную кожу, не щадя сосков и запуская внутри новые ураганчики. И остаётся только поддаваться им и хватать, прижимать его к себе, задыхаться и вдыхать мускусный запах.
Пульс уже тяжело бьётся во всём теле. А внутри — зарождается исступление. Это уже не Оля двигается. Это они двигаются вместе, будто слившись желаниями и ощущениями воедино. Оле хочется, чтобы он вошел поглубже. И Юра со стоном дёргается вверх, ещё и удерживая на месте её за ягодицу. Которая уже горит от его хватки и редких шлепков. Если целоваться ещё — то можно и задохнуться. Но губы всё равно не хотят в это верить и тянутся друг к другу. Ничего больше нет… Только они.
По Юриному лицу пробегает судорога. Потом он замирает, утыкаясь лицом в Олино плечо, и та чувствует ряд твёрдости зубов. Шипит, чувствуя внутри уже не свой пульс, а усилившийся Юрин. Тот тяжело дышит и практически стонет. Всё поджимается, сильнее втягивая член и стискивая до предела. Долгая минута напряжения, когда ещё не на пике, но вот уже…
Оля не без внутреннего триумфа ощущает, как Юрка внутри неё кончает, и его руки на теле сначала выбивают весь воздух подчистую, а потом расслабляются, почти повисая у неё на плечах.
Юрка… Влага… Ещё внутри… В ней. Захлестнувшись ощущением, Оля поддалась назревшей и разорвавшейся внутри волне. Опустошившей её удовольствием.
Лень. Полнейшая лень захватила тела и души. Давая собой живительную передышку и первому, и второму. Заодно оставляя все мысли и волнения где-то далеко.
Теперь можно только рисовать дурацкую и непонятную загогулину у Юрки на плече. И чувствовать, как его пальцы всё медленнее путаются в её волосах.
Жарко? Или холодно? Да какая разница…
С улицы начинают доноситься ночные звуки. Гул ветра, отдалённый шум двигателей и монотонные голоса. Неторопливые шлепки шагов по мокрому асфальту. Несмелое трепетание неизвестной птицы.
Мир постепенно и старательно оживает…
Глава 13. Ленка — лысая коленка
— Ленка — лысая коленка!
Лена не сразу поняла, что обращаются к ней. К ней вообще не так обращаются. Не дразнятся. Дразнят — всегда своих. А её не трогают. Хотя причин для такого обращения вроде бы и нет — родилась и прожила она вместе со всеми в этом самом посёлке, где старые атмосферно-деревенские дома перетыканы с кирпичными пятиэтажками, кажущимися на общем фоне великанами. Разве что живёт она в этой самой пятиэтажке, и папа её — главный на местном мясном производстве. Но это же не повод вычёркивать из «своих»?
— Это ты мне? — уточнила удивлённая Лена, глядя на незнакомую девчонку, оседлавшую покосившуюся калитку и щурившуюся от яркого дневного света.
— Ну, а кому ещё? — совсем не смутилась она, как если бы с Леной они были старыми знакомыми, а не видели друг друга в первый раз.
Лена моргнула, ожидая, что видение сейчас исчезнет. А мама, читающая умные книжки, потом объяснит, что девочка — это была тень Лениного желания завести подругу. Мама вообще зачитывается книжками по психологии и может объяснить всё, что угодно. Например, что не любят Лену из-за того, что завидуют положению её родителей. Тут стоит отметить, что положение было только у папы, но мама считала, что без её поддержки у него всё равно ничего бы не получилось.
А Лену не то, чтобы не любили… Просто вокруг неё будто всё время образовывался невидимый круг. За которым исчезает то ли она, то ли все остальные.
Но девочка всё не исчезала. Наоборот, стала ещё живее: ловко перекинула ногу через витую верхушку калитки и приготовилась прыгать вниз. Лена едва не ахнула — тяжёлая калитка высотой была больше двух метров. Но незнакомую девчонку это не остановило. Солнце только успело блеснуть в её волосах цвета одуванчика (и почти такой же воздушной структуры), а она, словно горнолыжница, сделала спортивный наклон, опираясь руками за спиной. И согнув ноги в коленках, отчего стопы я красных тряпичных тапочках чуть проскользили по небольшому воротному выступу. Девчонка без страха словно нырнула в неизвестность, слетая с несчастной калитки.
Наверное, неудачно соскользнувшие пятки всё-таки изменили планируемую траекторию. Или же никакой планируемой траектории вообще не было — позже Лена на практике убедилась в том, что эта девушка сначала делает, а потом уже думает. Так или иначе, сейчас её лёгкая фигура на взмыла ловкой кошкой, а скорее рухнула сытым барсуком, угодив на траву в опасной близости от застарелой крапивной заросли.