Драконяша для отшельника

— А он и не доллар, чтоб всем нравиться, — огрызаюсь я, чувствуя себя немного уязвленным. Словно это не про перса сказали, что не нравится, а про меня. За живое задели.

— Нет, я понимаю, что в мире, где не остается никаких законов, никаких моральных норм, то, что сделал Демон, не порицается… — задумчиво развивает свою мысль Драконяша, морща лобик и собирая на нем свои немногочисленные извилины, — но это как-то… Чересчур. Он не мог просто за ней… Ну… Поухаживать? Обозначить свои намерения? Предложить, наконец, что-то…

— Он ухаживал, — возражаю я, — она же пугливая, бегала. А у него время поджимало.

— Все равно не понимаю, — возражает Драконяша, отворачиваясь опять к экрану, а я тут же прилипаю взглядом к округлой жопке, умостившейся в моем кресле, выгнутой красиво пояснице, длинному светлому хвосту волос… Кукла, бля. Рассуждает еще чего-то… Неожиданно злюсь на нее за тупость. Ну вот чего непонятного?

— Чего непонятного, Драконяша? — выдаю прежде, чем успеваю обдумать слова и мысли, — иногда, когда мужика клинит, ему сложно себя тормозить. — Делаю паузу, Драконяша опять поворачивается ко мне, удивленно круглит бессмысленные глазки, и я добавляю, глядя прямо в эти глазки, — особенно, когда объект желания так близок, доступен. И беззащитен.

— Но это же… Это же не по-человечески… — запинаясь, шепчет Драконяша, не отрывая от меня испуганного взгляда.

— Что поделать, девочка, — пожимаю я плечами, — в нас больше звериного, чем кажется.

Хочется добавить: “Тебе ли не знать”, но вовремя торможу.

Впрочем, видя внезапно бледнеющее лицо, понимаю, что моя недоговоренность вполне договорена в голове у девчонки.

— Простите…

Она вскакивает и быстро выходит из кабинета.

А я остаюсь сидеть, тупо пялясь на свое кресло, где она только что сидела.

Ну не дурак ли?

Она-то точно знает, что бывает, когда мужик превращается в зверя…

И я сейчас, похоже, беты лишился.

Глава 15

— И потом вот этак поворачиваешь и сразу разбиваешь, поняла?

Обычно, когда Вера Львовна на кухне, я туда стараюсь не показываться, справедливо считая, что бабе возле плиты мешать нельзя.

Но сейчас прямо торможу, потому что до маразма старой перечнице, как мне до Пулитцеровской премии, разговаривать сама с собой она никогда стремилась, а, значит, кого-то там сейчас жизни учит.

И я даже, блять, знаю, кого.

Учитывая, что в прошлый раз общение Драконяши с Верой Львовной принесло мне пустой бар и гребанную редисочку со сметанкой, то сейчас стоит поторопиться и разогнать этот ведьмовский шабаш, а то потом поздно будет…

— Да не торопись ты, дуреха, — цокает Вера Львовна, — вот… Скорлупу уронила… Ничего, ничего… Вот потому и надо яйца мыть перед тем, как готовить, а то мало ли, куда куски полетят…

— Какого х…, кхм… то есть, доброе утро, Вера Львовна, — спохватываюсь я, припоминая, что моя домработница не любит мат. Издержки бывшей профессии. В ее присутствии, как гласит легенда, даже бывалые урки литературным языком разговаривали.

— Доброе, Антошенька, доброе, — Вера Львовна, не иначе пересмотрев русских народных сказок по телеку, сегодня выгуливает образ деревенской бабушки, доброй и сладкой. Вон, платочек нацепила, да бусы красные… Цирк, да и только. — Долго спишь. А мы тут тебе омлетик белковый стряпаем… Да, Валечка?

— Да, — солидно кивает Драконяша, старательно взбивая венчиком белки в миске.

— А нахер… То есть, почему руками? — удивляюсь я, — вон, комбайн же…

— Так в комбайне без души, Антошенька, — поет старая перечница, окончательно войдя в образ доброй старушки. Так посмотрит кто со стороны и не поверит, что у нее наградной ствол с собой. Да не в сумке, а на на теле где-то. И извлекается он моментом. Моргнешь неловко, а у тебя уже дыра в башке… Сам бы не поверил, да видеть довелось как-то.

— Угу, — еще более солидно поддакивает Драконяша, от усердия высунув кончик языка. Розового. Остренького. Завлекательного.

Моргаю на эту картину, торопливо отворачиваюсь, прикидывая, как бы слинять беспалевно.

Понятное дело, что тут мне нихера не светит.

Этот шабаш не разгонит даже ОМОН.

— А где крыснюк? — интересуюсь я, не видя мелкую псину рядом и закономерно опасаясь, что он в этот момент чего-то нехорошее утворяет с моими вещами. Опять.

— А Жорик косточку грызет, вон там, — кивает Вера Львовна в угол кухни, я смотрю и в самом деле наблюдаю боевого таракана. В этот раз у него прямо крупная победа — здоровенная мозговая кость, размерами явно в полтора раза превышающая самого Жорика.

Он оседлал ее, улегся сверху и увлеченно грызет.

Бляха, надеюсь, ему ее надолго хватит, и интерес к моей обуви и технике пропадет.

Хоть выдохну чуток.

Хотя, стоп…

— А где его ошейник?

— Сняли уже, он не разлизывает ушиб больше.

Черт…

Обидно.

Так было смешно его на голову ставить в нем.

Разворачиваюсь и ловлю на себе внимательный взгляд Драконяши. Она перестает взбивать белки и смотрит на меня, вскинув одну бровь и явно понимая, о чем я сожалею.