Драконий берег

– А кого еще? Ты же обо мне выспрашивал.

И улыбочка такая, издевательская, будто знает, что толку от этих расспросов никакого, что предположения – это еще не доказательства. Умник.

Всегда был умником.

И мисс Уильямс млела… или не от ума, а в надежде, что старый Эшби, увидев этакую любовь к сыну и наследнику, переступит через принципы? Тогда зря… интересно, жалеет ли она? Наверняка. Любая женщина жалела бы, а уж теперь…

– О Чучельнике слышал? – Томас пилил блин ножом, но, тупой, тот лишь елозил по тесту, размазывая сироп. – Он вернулся. Похоже, что вернулся. И если так, то скоро здесь станет тесно.

– Почему здесь?

– Не только здесь.

А взгляд у Эшби изменился. Сделался… мрачнее? Строже?

– А Вихо?

– Расскажешь про дружка?

– А ты?

Волосы Эшби не стриг, собирал в хвост, который перевязывал лентой. Странно. И… глупо? Или он один из этих придурочных хиппи, которые за мир во всем мире? Тогда как оно сочетается с Чучельником?

Или маска? Или…

– Тайна следствия…

– Не пыжься, тебе не идет. – Эшби управлялся с блинчиками легко. И кофе пил, не прихлебывая. Вот у Томаса так не выходило. – Что до Вихо, то… он очень сильно изменился. Мы приятельствовали, но скорее вынужденно. Так хотел отец.

А вот это что-то новенькое.

– Вряд ли ты его помнишь…

– Отчего же? Помню распрекрасно. Он меня лечил.

– И не только тебя, – сказано это было с грустью. А вот когда собственный предок Томаса покинул грешный мир, он ощутил разве что досаду, потому как была эта смерть крайне несвоевременной. И означала лишь очередную ссору с родней.

Надо будет заглянуть.

Ему не обрадуются, но и если не заглянет, не поймут.

– Его… уважали. – Пальцы Ника стиснули нож, и показалось, что сейчас тот согнется.

Но нет.

– И любили, чего уж тут. Он действительно заботился о городе. О людях. Понимаешь, он считал Долькрик своим.

– Так уж и своим?

– Он был очень увлечен прошлым. Несоразмерно увлечен. Семейное древо. Предки. Ты знаешь годы жизни своего прадеда?

– Я и имени-то не знаю.

– А я вот знаю. Имена. Годы жизни. Деяния. Награды, которыми их отмечали. Я прочитал все дневники, некоторые заучивал наизусть.

Ага, то есть собственный папаша Томаса был еще не самым долбанутым человеком в городишке. Если разобраться, нормальным он был. Обыкновенным.

И о семье заботился в меру своего разумения. И если б Томасу не повезло убраться, он стал бы точно таким же. Надо будет на кладбище заглянуть, принести вискаря, сказать что-нибудь этакое. Не для покойника, для себя, чтоб избавиться от той мути, которая вдруг внутри появилась.

– Некогда эти земли принадлежали моему роду. И город был построен Эшби. И предков людей, которые здесь живут, привез мой предок и наделил землей, взамен взяв клятву вечной службы, – глаза Ника прикрылись, а голос стал жестким.

И лицо окаменело.

– Они все забыли и о клятве, и о службе, а вот отец помнил. Так вот, когда я, по его мнению, достаточно подрос чтобы обходиться без няньки, он ее отослал.

А ведь для самого Ника прошлое вполне живо. И не прошлое оно.

Вон как губа дернулась – то ли на улыбку, то ли на оскал.

– Мне было пять. Отец почти постоянно в отъезде. Огромный дом. Пустота. И чудовища, которые в этом доме обретались. Я никогда не отличался храбростью.

– Меня как-то в погребе заперли. За то, что подрался. На три часа. Я крыс там слышал. До сих пор крыс ненавижу.

– Понимаешь, значит, – Ник кивнул. – Крысы у нас не приживались… а я… мне определяли уроки, которые следовало сделать. И я сидел в классной комнате. Затем спускался в библиотеку. Иногда выбирался в сад. В саду было не так страшно. От страха с учебой не ладилось. Это расстраивало отца.

– Порол?

– Что? Нет, конечно. Это слишком по-плебейски. Вот без ужина оставить мог. Или запретить выходить из комнаты, пока не выучу урок. Или… не суть важно, главное, что я был один. И поэтому, когда отец привел Вихо, я обрадовался.

Радостным сейчас Ник не выглядел. Он сцепил руки, и тонкие пальцы его побелели от напряжения.

– Раньше так было принято, заводить компаньонов из низшего сословия. Мальчики росли вместе, но после один становился господином и рыцарем, а второму приходилось служить оруженосцем. У девочек примерно так же.

А шрам откуда появился? Этот тонкий, охватывающий ладонь белесой петлей.

Спросить? Или не прерывать поток откровений?

– Вихо был совсем не таким, как я. Отец сказал, что мне пора учиться управлять людьми, на деле же вышло, что это Вихо командовал мной. Он не боялся ничего и никого, – руки расцепились, и Ник погладил шрам. – Он потащил меня в подвал, и мы исследовали все бочки, все сундуки и обрушили полки с соленьями. Потом три дня сидели на хлебе и воде, да… мы поднялись на чердак и вновь перевернули там все вверх дном… знаешь, отец позволял ему.

Это было сказано с задумчивостью или даже с удивлением.

А блины-то остыли и сделались вовсе резиновыми. Но ничего, Томасу и не такое есть случалось. Ник же о своих и не помнил. Взгляд его, мысли его были обращены в прошлое, которое представало в новом свете.