Драконий берег

Краснота поднимается снизу. И вовсе он не подсматривал.

– Правда, правда… сиськи трогал? – деловито интересуется Берт.

А Томас мотает головой.

Он не подсматривал. Но кто виноват, что Бетти Грин имеет дурную привычку загорать нагишом? Нет, она, конечно, прячется, на берегу хватает укромных мест и местечек, но просто так получилось…

– Потрогай в следующий раз. Мягкие, как булка.

– Иди ты…

– Я серьезно, Томми, ты молчишь – и я молчу.

Ходить к Дальним камням отец запрещал. Даже днем. А уж ночью и вовсе запирал дом, только Берт взрослый. И ничего не боится. Берт спустился по плющу.

– А если я самой Бетти расскажу, что ты за ней подглядываешь? – на смуглой физии появляется предвкушение. – Представляешь, сколько писку будет?

– Не надо. Я… я принесу.

– Розу?

– Розу.

– Сегодня? – Берт все-таки спрыгнул на землю, приземлившись ловко, как кошка.

А совесть сдавила горло Томаса.

Он не виноват. Он был ребенком и не виноват. Но совести не докажешь, у нее свое представление о том, что есть вина. Томас ведь мог пожаловаться родителям.

И Берта бы выдрали. Заперли. Сделали бы что-то, что помешало бы пойти к тем самым камням… пойти и не вернуться.

– Сегодня, – ответил Томас шепотом.

Память разворачивалась.

А дом молчал. И Томас, постучав в дверь, присел на ступеньки. Слегка было жаль костюма, который непременно изгваздается в пыли, но память… она, оказывается, хранила многое.

Траву. Пыль. Стрекот кузнечиков. И то знакомое уже ощущение чужого взгляда. Оно появилось еще там, на аллее…

– Привет, – дверь все-таки открыли, и на пороге появилась Уна.

Босая. И в длинном цветастом платье, которое было все равно слишком коротким для нее. Подол заканчивался где-то над щиколотками, позволяя разглядеть и узкие ступни с аккуратными пальцами, и косточки над ними, острые и темные.

Щиколотки цвета гречишного меда.

– Привет, – на нее было приятно смотреть.

И на платье это – желтая ткань, мелкий цветочек. Кружево по подолу узкой полосой.

– Кофе хочешь? – Уна протянула кружку и села рядом.

– Замерзнешь.

Она лишь пожала плечами. Вытянула ноги.

– Откуда?

Белый шрам начался над щиколоткой и поднимался выше, исчезая под подолом чужого платья. А теперь стало очевидно, что шилось оно не на Уну.

– Что? А… как-то на стекло упала… неудачно.

– Этот твой…

– Этот мой, – согласилась она и сделала глоток. – Тогда он еще казался нормальным. И потом утешал. Бинтовал. Я думала, шить придется, но как-то оно само заросло.

Только шрам получился грубым, заметным.

– Как его убили? И… он был уже мертвым, когда… ну… голову…

– Понятия не имею. Сегодня прибудут эксперты, пусть они и выясняют.

– А ты… сюда?

– Да.

– Ника проверить?

– Вроде того.

Рукава у платья были короткими и пышными, они собирались над локтями, и худые руки Уны торчали из них. На коже выделялась россыпь мелких шрамов.

– А это…

– Драконы, – Уна погладила запястье. – Это Сапфира. Она много болела, была капризной и вредной. Вредной так и осталась… малышня часто ранится. Или ранит друг друга. Или вот егерей. Дети же.

Она сказала это спокойно, будто и вправду ничего удивительного. Дети же.

– Со взрослыми в этом плане безопасней. Они чувствуют свою силу. И знают, что люди… другие. Драконы разумны. Понимаешь?

Томас кивнул.

– Не понимаешь. Но они и вправду разумны, просто иначе. И с ними спокойно. Когда Билли напивался… то есть когда я понимала, что сегодня он нажрется, то оставалась в пещерах. Там тепло и в целом неплохо, только жестковато. Но я принесла одеяло. Малышне понравилось. Правда, прожило пару дней всего, разодрали в клочья…

– Дети?

– Дети, – Уна пожала плечами. – Ник не тот, кого вы ищете. Если бы Ник хотел убить Билли, он бы его убил. Но вот все это остальное… не для Ника.

– Я никого не собираюсь обвинять.

…Он добрался до дома. И долго прятался вот там, за разросшимся кустарником, всматриваясь в белую громадину, пытаясь понять, есть там кто или нет.

А потом решился.

– Это хорошо. Ник мой друг. И я буду его защищать.

– Даже если он виновен?

Уна не ответила. И кофе забрала. Выпила сама в один глоток, поморщилась:

– Местная кухарка меня ненавидит. Иначе не варила бы такую пакость. Вот когда Ник дома, так она старается, а как он уезжает, хоть ты не прикасайся. Чистой воды отрава. – Уну передернуло.

– Я как-то в детстве сюда пришел.

– И я пришла, – сказала она. – Увязалась за Вихо. Его приставили к Нику, а я, стало быть, следом. Странно, что мама не запретила. Или не странно? Она мечтала выгодно выдать меня замуж. А Ник был хорошим вариантом. – Уна встала. И подала руку.

– Я… не помнил, что я здесь был. А когда пришел, то оказалось… мы с братом поспорили. Он сказал, что у меня не хватит духу сюда пробраться. Сказал, что если все-таки хватит, если я принесу в доказательство красную розу Эшби, он возьмет меня на ночную рыбалку.

– И ты…

– Не помню. Но с той рыбалки он не вернулся. А я понятия не имею, что там случилось.

– Мне жаль. Наверное.

– Наверное?

– Я не помню твоего брата, – Уна заглянула в кружку. – Но знаю, что в подобных случаях принято выражать сочувствие. А Ника нет. Он уехал.

– Куда?

– Понятия не имею. Хочешь, устрою экскурсию?

…Розы были крупными.