Драконий пир

— Владыка, помазание уже совершено. Если Бог попустил это, значит, так Ему угодно. Наверное, Бог знал о том, что мной будет совершено доброе дело — проявлена великая щедрость. Да, я схватил бояр-предателей, не собираюсь их миловать и даже не скрываю, что для меня схватить этих бесчестных людей — великая радость. Я отомщу предателям за смерть своего отца и старшего брата, но по случаю этой великой радости освобожу всех моих верных людей и подданных от всех податей на целый год! Ни города, ни деревни не должны мне ничего платить этой осенью. Пусть достатка у них прибавится. Лишь пошлины я стану собирать, а подати — не стану. Завтра это объявят в Тырговиште, а вскоре — и в других городах, и везде!

Толпа позади Макария ахнула. Наверное, она бы возликовала, если б обстоятельства, при которых довелось услышать об отмене податей, были другими. Дракулов сын вдруг почувствовал, как напор толпы слабеет — до этой минуты горожане словно подталкивали митрополита в спину, заставляли заходить всё дальше во двор, и вдруг Макарий сделал шаг назад, а точнее — маленький полушаг, но Владу этого оказалось достаточно, чтобы понять — всё меняется.

Митрополит будто остался со своими священниками один. Толпа больше не поддерживала его, и это означало, что прав был рыжебородый Йова! Прав! И теперь Влад почему-то подумал: "Хоть я и Дракулов сын, но Бог на моей стороне. Бог устами моего слуги подал мне совет". Да, Влад думал именно так, а ведь митрополит, если б узнал о словах Йовы, то наверняка сказал бы, что совет получен от дьявола.

— Я взываю к твоей христианской совести, — сказал Макарий всё так же скорбно, а гнев угас. — Не проливай больше крови. Остановись. Ведь не все те люди, которых ты называешь предателями, и которых схватил, казнены. Прости тех, кто ещё не казнён. Позволь им уйти.

— Не могу, владыка.

— Можешь, — твёрдо ответил митрополит.

— Не могу, владыка. Это дело решённое. Я стремлюсь к миру, а если предателей отпустить, будет смута.

— А если я сам пойду и отворю запертые двери, ты станешь останавливать меня? — Митрополит сделал один решительный шаг вперёд, но Дракулов сын заступил Макарию дорогу.

— Владыка, — примирительно произнёс румынский государь, — не нужно тебе вмешиваться в мирские дела. Как говорится, Богу — своё, а кесарю — своё. Негоже тебе, владыка, воевать с кесарем, который хочет сделать доброе дело ещё и для церкви.

— Хочешь откупиться от меня дарами? — насмешливо спросил Макарий.

— Нет, откупаться я не собираюсь, — мягко ответил Дракулов сын, — но и воевать с тобой не хочу. Прояви христианское смирение, владыка, дабы не навредить ни себе, ни своей пастве, ведь если тебе на смену приедет новый митрополит из Константинополиса, твоей пастве едва ли будет лучше.

Говоря так, Влад напомнил Макарию о вражде, которая разгорелась между православными церковными иерархами три года назад, когда Константинополис оказался захвачен турками. Султан Мехмед, завоевав столицу православного мира, не стал упразднять должность Константинопольского Патриарха, а велел греческому духовенству устроить очередные выборы, чтобы духовенство выбрало из своих рядов "достойнейшего".

Разумеется, выбран оказался человек, согласный поклониться и подчиниться султану, а румынский митрополит Макарий, когда узнал об этом, объявил, что больше не подчиняется Константинополису, добавив:

— А то ещё заставят возносить молитвы за здравие нечестивого Магомета, — так он называл Мехмеда, зная, что турецкий султан носит имя пророка Мохаммеда.

— Не воюй со мной, владыка, — мягко продолжал Влад. — А если будешь воевать или поносить меня с высоты своей митрополичьей кафедры, тут же этой кафедры лишится. Я отправлю в Константинополис богатые дары с просьбой прислать мне нового митрополита, и эту просьбу непременно исполнят, причём с радостью. Я не желаю такого, а желаю, чтобы ты оставался митрополитом. Но если ты меня вынудишь, что же мне останется делать? Прояви смирение, как положено представителю церкви.

Они ещё говорили некоторое время, и Дракулов сын мягко увещевал старика, понимая, что мягкостью сейчас можно добиться большего, чем гневным напором.

В дворцовую хоромину митрополит так и не прорвался, поэтому, ещё раз попробовав воззвать к христианской совести нового государя, ушёл вместе со всей толпой священников и горожан.

Когда ворота княжеского двора опять закрылись, Дракулов позволил себе облегчённо вздохнуть. Через некоторое время Мане Удрище с родственниками, Стан Негреев, Дука и Казан Сахаков с роднёй, а также все их челядинцы оказались отпущены по домам.

Затем Влад вместе со Штефаном Турком и Молдовеном спустился, наконец, в подвал посмотреть на врагов, закованных в цепи, послушать крики и проклятия. На сон после всего этого у Дракулова сына осталось не более двух часов, а ведь утром предстояло снова приниматься за дела.