Драконий пир

— Сейчас ты у меня согреешься, мой милый, — добавила она на ломаном румынском языке, обращаясь к Владу, которого никогда прежде не видела, но, наверное, многое выведала о нём у Штефана.

Охрана застыла от удивления, сказав что-то вроде:

— Катарина, тут тебе не корчма! — однако женщина как-то сумела уговорить всех четверых стражей.

Их сговорчивость, наверное, объяснялась тем, что они эту Катарину знали, но посетительнице пришлось пройти полушутливую проверку — высоко поднять юбки, тем самым показывая, что не принесла под юбками ничего, что помогло бы узнику сбежать.

Добиться цели Катарине, конечно, помогли и женские чары, которые после её ухода сразу рассеялись, ведь настроение охранников переменилось. Немцы, красноречиво жестикулируя, объяснили Штефану, что женщина здесь больше никогда появляться не должна, потому что никого сюда водить не положено.

Они ещё долго говорили про посетительницу и с Владом, даже умудряясь шутить, несмотря на то, что румынского не знали, а узник не знал немецкого. Немцы просто произносили "Катарина", а дальше одними жестами расписывали её достоинства и недостатки, причём оценивали не только фигуру, но и манеру поведения.

Влад, как мог, пытался отвечать, с чем согласен, а с чем — нет, так что дни в заточении проходили довольно весело. Другое дело — ночи, и вовсе не из-за отсутствия Катарины.

Чем больше проходило ночей в холодной комнате, где невозможно спать, и остаётся лишь думать о завтрашнем дне, тем неотступнее становилась мысль: "А вдруг завтра брашовяне получат письмо от Яноша, где будет сказано, что меня надо казнить, или препроводить к Яношу в замок. И что тогда? Что я стану делать? Мой отец умер зимой. И мой старший брат умер зимой. Неужели, я тоже умру зимой?"

Влад сотню раз успел обозвать себя дураком. Как он мог так легко попасться!? Как!!? Ведь знал же, куда едет, и чем это может обернуться.

Ему невольно вспомнилась игра в стаканчики, свидетелем которой он недавно стал — ведь всякий человек уже давно знает, что в корчмах эту игру устраивают лишь мошенники, однако желающие попытать счастья всё равно находятся. Проигрыш почти предрешён, но люди всё равно верят в удачу. Так и Влад верил, что сможет проехать через Трансильванию беспрепятственно. Оставалось лишь удивляться, отчего его не схватили раньше.

Самое досадное было в том, что брашовяне не имели никакого права удерживать Влада. Он не совершил ничего, за что по городским законам мог бы подвергнуться долгому аресту. И если уж копаться в законах, то брашовяне могли судить Влада, только если бы разбирали драку в корчме, ведь городской суд судит только граждан города.

Недавний румынский государь считался неместный. Гражданином являлся только корчмарь — пострадавшая сторона, и лишь поэтому дело мог рассматривать судья, стоявший во главе городского совета.

Однако речь во время разбирательства шла о Яноше Гуньяди. Вражда между Владом и Яношем — это вообще не дело брашовян! Тут простодушный Штефан оказался по-своему прав, говоря, что с Брашовом Влад не враждовал, и городу не следовало вмешиваться в чужие дрязги. Наверное, брашовяне имели некое указание от Яноша о том, что делать, если Яношев враг окажется у них в руках, и поэтому проявили самоуправство. Можно ли было как-то противостоять этому законными средствами?

Иногда Владу приходила мысль потребовать, чтобы его отвели к королевскому судье. Эти судьи, находившиеся в каждом немецком городе Трансильвании, разбирали как раз такие случаи, как у Влада — тот, кто не являлся гражданином города, имел право на другой суд, если в городском суде не надеялся на благоприятное для себя решение.

Однако надеяться, что королевский судья окажется добрее, не приходилось. В Венгерском королевстве всем заправлял Янош, а это означало, что королевский судья скорее проявит даже больше суровости, чем брашовяне.

"Что же мне остаётся? Побег? — думал узник. — Но как сбежать? Как?" Из крепостной башни так просто не сбежишь.

Потолок в комнате Влада был дощатый и притом наклонный. "Значит, это часть крыши, — думал узник. — Поверху дощатого настила лежит черепица и больше ничего". По сравнению с каменными стенами и неимоверно толстыми досками пола, потолочная преграда могла казаться легко одолимой. Но лишь казаться!

"Эх, если бы добраться до этого потолка, сломать доски, вылезти наружу", — мечтал Влад. Правда, дальше путь представлялся совсем не приятным. Чтобы не встретиться со стражей, с крыши крепостной башни пришлось бы прыгать в оборонительный ров, то есть по сути — в болото, где смешались нечистоты из сточных канав всего города, не замерзающие и издающие зловоние даже зимой.