По-прежнему глядя на ноги, Ха На поднялась и поплелась впереди по уже до камешка изученной дороге. Слушала покашливание да постукивание палки за спиной. Боялась обернуться и спросить боялась. Наконец бабушка произнесла недовольно:
– Да жив он, жив, твой янбан! Очнулся, сразу есть захотел. Аж пару ложек супчика одолел.
– Правда?! – Внучка так резко остановилась и крутанулась на месте, что чуть не упала. Схватилась за костлявую старушечью руку. – Правду говоришь, бабушка?!
– Еще не хватало – врать тебе, ты наш управляющий, что ли? Живой.
Сощурившись, бабушка хмуро смотрела на море. То уже три дня не могло успокоиться, нежданная непогода.
– Вот нарушение зарока как сказалось-то! А вроде парень такой сильный да здоровый!
Ха На втянула голову в плечи, ожидая привычного «А все ты виновата!». Но озабоченное лицо старой хэнё неожиданно прояснилось:
– А может, и к лучшему. Может, и не поторопился он вовсе, а все вовремя сделал! Раз уж такие времена наступают…
– А?
– Пойдешь к ним вечером, отвар отнесешь! И чтобы отцу в ноги, а парня с ложечки кормить, поняла?
Пришлось кормить. Не тем же, правда, вечером и не на следующий день – через пару.
Когда Ха На прибежала с очередным целебным отваром, Сон Ён сидел на топчане во дворе, обложенный подушками и одеялами. Упрямец, шепотом пояснила Мин Хва, ни за что не хотел больше лежать в доме, душно ему, видите ли, и темно! Косясь на прикрытые двери – а ну как сам министр Ким объявится и на нее накинется с руганью? – Ха На несмело приблизилась к молодому янбану. Неловко поклонилась.
– Вот. Бабушка тебе передала.
Ни слова. Ни взгляда. Ровно и не видит ее. Эк он… обиделся, что его тогда не послушала? Или злится, что из-за какой-то ноби зарок нарушил, с чего и пострадал? Мин Хва подбадривающе покивала ей и удалилась на цыпочках. Помедлив, девушка налила отвара в кружку, попыталась всунуть в руку больному: тот не оттолкнул, но и не взял.
– Ну… попей давай, – неловко пробормотала Ха На. Поднесенную к губам кружку парень тоже не заметил. Темный отвар потек по неподвижным губам. Ащ-щ-щ!
Ха На напомнила себе, что он болен, а больные, как известно, люди мало того что немощные, так еще и донельзя капризные. Пришлось-таки взять ложку. Усевшись сбоку, опять попыталась влить злосчастный отвар в сухие губы янбана. Еще и приговаривала при этом, как маленькому:
– Вот, давай потихонечку… подую, чтобы не обжегся… давай полегонечку, давай помаленечку… ай молодец, ну что ты за молодец у нас!
Парень вроде и не слушал ее, даже глазом не косил, но в нужный момент послушно приоткрывал рот и медленно, с трудом глотал. Всё на море, не отрываясь, смотрел. А Ха На – на него. Побледнел, похудел; скулы, ключицы и запястья вон как выпирают… И глаза ввалились. А какие ресницы у него, оказывается, длинные, прямо как у девушки-красавицы! Если дотронуться, наверное, пальцам щекотно будет…
Не меняя выражения лица, даже и взглядом не поведя в ее сторону, Сон Ён сказал ровно:
– Я так хорош?
Вздрогнувшая от неожиданности Ха На отпрянула – будто не слова он произнес, а кулаком замахнулся. Конечно, пролила при этом очередную порцию драгоценного варева. Зашипела с демонстративной досадой: вот, мол, готовили, тащили и такая незадача… Вновь поднесла к его губам ложку.
– Пей, пока совсем не остыло.
Сон Ён, скривившись, отвернул голову. Девушка с терпеливым вздохом потянулась промокнуть его рот и подбородок. Не ожидала, что больной дернется, перехватит ее руку. Да еще и прошипит гневно:
– Ты чего меня трогать вздумала?!
Ха На поморгала растерянно. Потом очнулась. Озлилась. Рывком высвободив руку, вскочила.
– Сдался ты мне – трогать тебя! Сам теперь пей и не выделывайся! Бабушка глаз не смыкала, всю ночь лекарство готовила, а ты тут рожи кривишь! Никакого уважения к старости! Никакой благодарности! Лишь бы спесь свою янбановскую показать!
Глаза Сон Ёна блеснули. Он произнес вроде бы с удивлением:
– Наконец-то все как было – ты ей слово, она тебе десять! А я уж опасался, что после утопления у тебя что-то с головой случилось, уж слишком ты добрая да тихая!
Уже донесшуюся до ворот девушку эти слова будто стреножили. Ха На постояла, глядя в землю, посопела, повернулась и поклонилась низко:
– Спасибо, что вытащил меня. И… и мне очень-очень-очень жаль, что ты заболел!
И – стрелой из ворот.
И впрямь что-то с ее головой приключилось. С чего это вдруг она принялась красоту в нем выискивать? Ведь с самого первого взгляда было понятно, внешность его ей не по вкусу. Только и хорошего – рост. Но попробуй опять же такого здоровенного прокорми! И пользы от него: не может даже себе на рис заработать…
Но он тебя спас.
Эти слова, казалось, кто-то произнес вслух. Ха На даже остановилась, оглядываясь. Море ли, вновь начавшее улыбаться, шепнуло ей на ухо? Или принес ветерок, обвеявший горевшее лицо? Или невидимый покровитель Кимов напомнил, что приглядывал и будет приглядывать за этой семьей, а заодно и за теми, кто вредит его подопечным?
– Ох, дедушка токкэби, – вздохнула Ха На. – Да знаю я это… И как теперь вернуть ему долг?