Драконово семя

Старый пруд!
Прыгнула лягушка.
Всплеск воды!

Я, возможно, слишком самоуверен, но “всплеск воды” – мгновение поджога церкви и геройской гибели папы, мгновение моей свободы – будет жить вечно. Это и есть мое просветление».

Кто-то из местных выразил опасение, что на месте сгоревшей церкви может появиться новое место черного культа.

P. S. Персонажи рассказа – фигуры вымышленные, возможные совпадения с какими-либо известными событиями и их участниками не были задуманы автором и носят случайный характер.

Когда никто в тебя не верит

В этом рассказе все можно было бы считать абсолютной правдой, когда б не уверенность автора, что очевидцы наверняка что-нибудь да соврали[90].

1

Майк рос подобно чертополоху на свалке.

Родился в 1966 году в Нью-Йорке, детство провел в Браунсвилле, самом опасном районе Бруклина. Мать, Лорна Мэй, проститутка на дому, родилась на юге, в штате Вирджиния. Его брат, побывав однажды в местах, где выросла мама, не нашел там ничего, кроме стоянок для жилых автоприцепов. Впоследствии Майк написал о себе: «Я – ниггер со стоянки для жилых автоприцепов». Считалось, что отцом Майка, его сестры Дениз и брата Родни был клевый чувак с торопливой, сбивчивой речью, местный сутенер Джимми по кличке Кучерявый, а вовсе не скромный таксист Переел Тайсон, указанный в свидетельстве о рождении. Майку позарез хотелось быть сыном сутенера, потому что в их районе это по-настоящему имело вес.

Браунсвилль – жестокое, отвратительное место; люди там отвязней, подлее и громче, чем в других районах. Когда обстоятельства вынудили семью переехать туда, мать была очень напугана, потому что не привыкла к такому количеству агрессивных черных. Все вокруг было враждебным, там не было места тонким материям. С воем сирен куда-то мчались копы, кого-то забирала скорая, постоянно слышалась стрельба. Людей пыряли ножами, грабили на улице, двери выламывали, окна разбивали… Жители района привычно наблюдали, как эти парни, словно в старых фильмах, напропалую пуляли друг в друга.

Квартал был настоящим рассадником распутства и похоти, не стесненных какими-то условностями. На улице нередко можно было услышать: «Отсоси у меня!», «Полижи мне мохнатку!». Как-то один малый затащил Майка с улицы в заброшенное здание, пытаясь изнасиловать.

Мать начала пить. В Браунсвилле их постоянно выселяли из дома. Иногда они оказывались в приличном месте, встречая на какое-то время друзей, а мать – очередного бойфренда. Но чаще всего условия от раза к разу становились все хуже и хуже. В конечном итоге они селились уже в подлежащих сносу домах – без тепла и воды, электричество – если повезет. Зимой спали вместе, все четверо, чтобы согреться. И оставались в выбранном месте до тех пор, пока не приходил какой-нибудь малый и не выгонял их. Мать делала все, что могла, чтобы сохранить крышу над головой, зачастую это означало – спать с кем-то, кто ей вообще был неинтересен.

Позднее Майк писал, как ненавидит в себе то, что воспринял от матери: нет ничего такого, чего бы он не сделал для выживания.

Вот в такой обстановке он и рос. Его близкие и соседи, любя друг друга, разбивали один другому головы, а потом истекали кровью, словно последние собаки. Любили… и резали любимых ножами. Он рос среди грубых баб, которые дрались с мужчинами. Драться с женщиной не было каким-то табу в их районе – женщины, которых он знал, могли запросто убить любого. Если не драться с ними, сами порежут или застрелят кого угодно. Или приведут парней, чтобы примерно отлупцевать обидчика.

Он боялся оставаться в доме, но и на улицу выходить тоже опасался. Мать заставляла его посещать школу, и это было полным кошмаром. Он был пухлым малышом – застенчивым, словно девушка, и к тому же шепелявил. Майк везде появлялся вместе со старшей сестрой Дениз, и дети звали его «мальчик – маленькая фея».

– Ты не должен выглядеть ублюдочным уличным бродягой. Что, мать твою, ты делаешь, чувак? Мы с тобой деловые люди, – быстро объяснял ему местный авторитет латинос Барким и Майк ловил каждое его слово. – Короче, достаем денег, шибздик. Ты готов?

Они начали вместе грабить дома и квартиры. Майк залезал через окна, слишком маленькие для проникновения взрослого, изнутри открывал дверь. Оказавшись в доме, они обшаривали комоды, ящики, вскрывали сейфы, сметали все, что находили.

До этого он не крал. Ни буханки хлеба, ни конфет – ничего, тогда у него не было антиобщественных наклонностей. Он просто не отваживался на такое. Барким ввел его в криминальную среду, объяснил, что с уважением относятся только к парням, которые хорошо выглядят. Если ты одет по последней моде, если на тебе лучшие шмотки, вот тогда ты классный чувак, которого все будут уважать.