В конце концов я все-таки вернулся в «Казанку» – там продолжались танцы, словно ничего не случилось. Все устали и теперь танцевали не лезгинку – в основном что-то невнятное под советские песни… «Любимые глаза» Бейбутова, «А снег идет» Кристалинской, «Давай никогда не ссориться, никогда, никогда»… Танцевали всё подряд – в ритмах вальса, танго, фокстрота – «пришельцы» рядом с теми из наших, кто еще оставался. Никто не задирался, не толкался, соблюдали приличия, но все оставались настороже. Музыка дремала, девушки лениво и нехотя двигались в танце с чужаками.
Можно было ожидать любых событий, но не тех, что вскоре произошли.
Неожиданно приоткрылась скрипучая дверь и вошла рыдающая Амира – одна. Вошла, спотыкаясь, будто сзади ее подталкивали.
– Ее подгоняет чья-то душа, – хохотнул ингушский парень – тот, который этим вечером ударил клинком Бубу
– Вовсе не душа, джигит, а тр-р-руп, мой еще теплый труп, – ответил появившийся Буба-Нож. – Да проходи же ты, с-сука, подлая девка!
Его голос мы уже знали, он и теперь оставался спокойным, даже слишком спокойным, будто уже потусторонним. Лицо – словно у пьяного. Сделал три неуверенных шага, качнулся и рухнул на пол. Кто-то из его спутников повернул тяжеленного Бубу на спину, а под голову сунул скатанный башлык, измазанный кровью.
И тогда все увидали, что у лежавшего рана на груди и пунцовый разрез уже почернел по краям. Он не мог говорить. Амира, опустив руки, смотрела на умиравшего сама не своя. Все вопрошали друг друга глазами, и тогда она произнесла:
– Как мы вышли в поле, на нас, словно с небес, свалился парень с ножом, полез в драку и ударил Бубу в грудь… Могу поклясться, не знаю его, но точно не Хамзат.
Именно так она и сказала – да кто ей поверит?
Могучий аварец у наших ног умирал, но это был стойкий боец. «Лицо мне закройте», – попросил он тихо. Силы его были на исходе, осталась только гордость: не хотел, чтобы люди глазели на его агонию. Кто-то положил ему на лицо черную папаху.
Всем было не до танцев. Женщины от администрации пошушукались и организовали калмыцкий чай, разлили по пиалам – так, чтобы всем досталось… Пили молча – каждый думал о своем.
Буба под шляпой скончался без единого стона, и, когда перестал дышать, люди решились приоткрыть его лицо – усталое и печальное, как у всех покойников. Убедившись, что Нож мертв, я почувствовал, что моя былая ненависть к нему мгновенно улетучилась.
– Был настоящий мужчина, а теперь интересен только мухам, – произнес женский голос из толпы.
Кто-то из чужаков запальчиво крикнул, что его убила девка! Все окружили Пантеру, а я, забыв осторожность, рванулся к ней и насмешливо сказал:
– Посмотрите лучше на ее руки и лицо. Хватит ли у девчонки сил и духа всадить нож в такого верзилу?
А потом добавил:
– Покойник, говорят, слыл знатным убивцем в своем поселке. Но смерть, да еще столь лютую, отыскал почему-то в наших дохлых местах, где ничего от века не случалось… А прикончил его кто-то неизвестно откуда пришедший вовсе не для того, чтобы нас с вами позабавить. Прикончил и тихо смылся.
Мое предположение показалось всем правдоподобным.
В ночной тишине послышался далекий цокот конских копыт – «Казанку», видимо, решила навестить милиция. У многих были основания не вступать с властью в лишние разговоры – все дружно решили избавиться от тела, выбросив его в реку. Помнишь прорезь под сводами, куда улетел нож? Через нее ушел и аварец в черном, поднятый множеством сильных рук. Но перед этим упокойника избавили от мелких монет и бумажных купюр в карманах, а еще и от массивного перстня, который удалось снять, отрубив палец. Я старался не смотреть на него, старик же с седыми усами из числа спутников Бубы-Ножа просто не сводил с меня глаз. Пантера воспользовалась суетой и сбежала.
Один мощный бросок – и аварца приняли шумные, немало всего повидавшие воды.
На небесах занималась заря. Когда появились представители власти, все вновь танцевали.
А я спокойно вышел в ночь и направил шаги в сторону своего саманного дома с желтым глиняным полом, стоявшего неподалеку, вижу – засветилось одно окно… Клянусь Аллахом, мне сразу стало ясно, кто меня ждет там, – ноги сами так и понесли…
И тем не менее я заставил себя остановиться, вновь вытащил короткий нож, спрятанный под левой рукой в кармане пиджака, и внимательно осмотрел его… Все в порядке: клинок был как новый – блестящий и без единого пятнышка.
Время жабы