Драконово семя

Мне пришло в голову, что подполковник Тимченко, должно быть, весьма опытен в работе с агентурой. Дорос, небось, до резидента местного масштаба. Хамзата «вели» шесть лет. Когда Вовка мог созреть до «самостоятельной» работы? Наверное, к годочкам двадцати. Его «ведут» куда как дольше – больше пятидесяти. И вдруг меня осенило: с двадцати лет и крутится у нас – вполне себе осознанно. У кого-то задача – генсека убрать, у кого-то проще – информировать о нужных человечках… У нас в соучениках и генконструкторы, и гендиректора есть. Органам следует точно знать, о чем они говорят вне своих кабинетов… Какая у Вовки может быть кличка? «Таракан»?

Депортация народов, введение войск в страны Восточной Европы, «социализм с человеческим лицом», Афганистан – кукловоды Страны Советов двигали людей словно шашки по квадратным клеткам. Как они похожи: череда послехрущевских генсеков от геронтологии, председателей КГБ, их замов, прочие Албочиевы, Гиреевы, Дроздовы – гнездо кремлевских и лубянских тараканов, последышей главного усатого таракана, отца многочисленного тараканьего племени! Куда тебе против них – самопровозглашенный абрек Исаев по прозвищу къинхо!

Право на бесчестье

Казалось бы, все уже случилось. Чего ты хотел, к чему сам приложил столько усилий.

Зинаида Гиппиус писала тогда: «На фронте то же уродство и бегство. В тылу крах полный. Ленина, Троцкого и Зиновьева привлекают к суду, но они не поддаются судейской привлекательности… Ленин с Зиновьевым прозрачно скрываются, Троцкий действует в Совете и ухом не ведет. Несчастная страна. Бог действительно наказал ее: отнял разум. И куда мы едем? Только ли в голод, или еще в немцев… Какие перспективы!»

Генерал от инфантерии при встрече с офицерами держался отечески-генеральски. Щеголял такой вот демократичной «отеческостью» – у нас теперь как-никак революция! – и все же оставался генералом.

Воспользоваться плодами революции и тем более стать ее «героем» генералу не удалось. Жизнь его стремительно катилась вниз.

Через месяц после отречения государя А. Гучков[58], ставший во Временном правительстве военным министром, вынудил Рузского уйти в отставку. В апреле 1917 года генерал потерял пост главнокомандующего Северным фронтом – вместе с исчезновением и самого фронта. Тогда он уехал в Петроград.

Первое время наносил многочисленные визиты, пытался встречаться с сослуживцами. «Маленький, худенький старичок, постукивающий мягкой палкой с резиновым наконечником, – писала Гиппиус. – Болтун невероятный, и никак уйти не может, в дверях стоит, а не уходит…»

Перешедший на сторону большевиков генерал Михаил Бонч-Бруевич вспоминал: когда Рузский прозрел и осознал, что отречение государя не только не успокоило народные волнения, но, напротив, неизмеримо обострило ситуацию, он растерялся.

«Интерес к военной службе, которая для генерала обычно составляла весь смысл его жизни, неожиданно угас. Появился несвойственный Николаю Владимировичу пессимизм, постоянное ожидание чего-то худшего…»

Обманувшийся в своих честолюбивых ожиданиях, Рузский уехал лечиться на Кавказские Минеральные Воды. Там его застала новая, более страшная революция, которая стала бы, однако, невозможной, не будь первой, к победе которой Рузский приложил немало стараний. На курорте генерала застала и Гражданская война. Распад Кавказского фронта и начало вооруженной борьбы многочисленных противоборствующих сторон отрезали Рузского от Центральной России.

Он переехал в Пятигорск, где вместе с другими «бывшими» был взят в заложники чекистами, обещавшими казнить их в случае неподчинения населения советской власти.

Все началось с обыска. Старый седой генерал встретил представителей новой власти в форме и погонах. Погоны с него сорвали. Искали драгоценности, генерал предъявил сверток, в нем – стопка его прежних погон. Один из производивших обыск в сердцах рубанул по ним шашкой.

– Что вы сделали, хамы? Это ведь моя память. Службу начинал с прапорщиков.

Держали заложников в гостинице «Новоевропейская», которую чекисты превратили в подобие тюрьмы: разбитые окна замотали колючей проволокой, а узников разместили на холодном полу.

Арестованных вынуждали исполнять черную работу: пилить дрова, чистить туалеты и работать прислугой в богатых квартирах, занятых чекистами. Престарелому Рузскому нередко приходилось заниматься уборкой на квартире военного коменданта города после шумных гулянок пьяных матросов.

– Ну-ка, старик, давай шевелись, побыстрее обслуживай новых господ! Или ты чем-то недоволен?

При малейшей провинности заложников сажали в «яму» – холодный подвал дома, где располагалась ВЧК. Когда-то в этом подвале находился ледник ресторана, где хранились продукты. Теперь же в ледяной воде ютились десятки узников, а вершителем их судеб стал комендант «товарищ Скрябин», бывший каторжник, каждый день избивавший плеткой кого-нибудь из заключенных. Особенно любил забивать насмерть бывших полицейских и офицеров.