Едва мальчишки зарыли щенка и покинули промзону, как тут же столкнулись с Подгорным. Игнат заволновался, хорошо ли он отмыл руки, не чувствуется ли запах внутренностей щенка и не осталось ли следов крови на одежде? Вдруг по его взгляду можно узнать человека, только что совершившего преступление?
А что, если мать выяснит, что Игнат оказался по соседству с парком? Он ведь должен был гостить в Кондопоге и возвращаться с автовокзала.
Мальчишки разбежались. Разозлившись на собственный страх, Игнат включил внутри себя прохладно-рассудительного Артура и решил во всем обвинить непутевого Подгорного. Он, пилот этот, во всем сам и виноват, и в этой злосчастной и неожиданной встрече тоже… Из-за него и замысел Игната в спокойной обстановке познакомить своего неожиданного кумира с Моргенротом позорно сорвался. Пройди их знакомство успешно, Макаренко скрепя сердце признал бы в Подгорном настоящего героя, тогда Игнат смог бы сохранить лицо и достоинство в их довольно снобливой компании.
А как себя повел этот, с позволения сказать, второй пилот? В насквозь промокшей рубашке с короткими рукавами, с жалкой заискивающей улыбочкой. Между прочим, это была совсем излишняя, крайне неудачная улыбка – просто взял и выставил себя эдаким карикатурным «другом детворы». Нарочито радостная, адресованная Игнату, словно малому ребенку, его неуместная улыбка была непростительной ошибкой.
Вдобавок Подгорный сказал то, чего никак не следовало говорить: «Вот так оказия. Ты откуда, третий пилот?» – неумная шутка, между прочим!
А когда Игнат замер, словно партизан, неожиданно наступивший в лесу на противопехотную мину, и перевел разговор на его мокрую рубашку, пилоту следовало ответить:
– Ах, ты об этом? Ерунда, женщина случайно упала с причала – пришлось спасать. Третий раз ныряю в одежде.
Но Подгорный ничего такого не сказал. Вместо этого произнес несусветную глупость:
– Купался под фонтанчиком вон там, в парке.
Да еще эта улыбка! Артур в голове Игната постарался успокоить своего подопечного и произнес: «Хочет понравиться. А чем плохо? Почему не подружиться с сынишкой новой peasant woman, как это по-русски – бабы, что ли?»
Они направились к дому. Подгорный, довольный тем, что нашел с кем скоротать оставшиеся два часа, плелся вслед за мальчишкой.
– Странные мы с тобой сегодня, – произнес второй пилот.
Как же не по душе было Игнату выражение подобной приторной деликатности! Зато ему теперь нетрудно было попросить:
– Не говорите маме, что встретили меня недалеко от парка.
Подгорный немедленно согласился быть посвященным в общий секрет – как же это все-таки пресно и скучно! Вот если бы он попробовал шантажировать Игната, нажать на него или хотя бы отругал… Правда, мать может позвонить бабушке, но Игнат тогда объяснит, что не зашел к ней, потому что не успел…
– Скажем так: что я как бы возвращался с автовокзала, а по пути заскочил на городской пляж. – Игнат взбежал на гору песка, приготовленного для дорожных работ, сбросил кроссовки и вымазал в песке ноги до колен. Подгорный впервые заметил его звериную ловкость и насмешливую ухмылку всезнайки.
– Куда путь держишь?
– Домой, куда ж еще. Пойдете со мной, товарищ второй пилот? В маминой комнате прохладно, у нас там вентилятор.
Добрались до дома, Подгорный устроился в плетеном кресле, Игнат достал сок из холодильника и, неловко приткнувшись на банкетке у окна, глотал с неопрятной жадностью маленького зверька – желтые апельсиновые капли текли по его грязной худой шее.
Напившись, он поднял взгляд на Подгорного и впервые за все время улыбнулся:
– А о самолетах гражданской авиации я знаю почти все.
– Да ты просто законченный специалист.
Во взгляде мальчишки мелькнуло бешенство:
– Не надо мне льстить. Если длинный ночной рейс, когда вы сменяете первого? Вы во сколько стоите на вахте?
– Я должен постоянно дублировать первого. Ночью КВ С имеет право поспать двадцать минут. Тогда все на мне. Но это разрешается, только если в кабине есть еще кто-то, бортинженер например, – следить, чтобы я тоже не уснул.
– А во время штормового ветра самолет сильно качает?
– Нет, лайнер не качает на ветру, только при посадке, но могут быть воздушные ямы, это неприятно, будто судно падает вниз. Будто с огромной горы… – Подбирая слова, Подгорный устремил взгляд куда-то вдаль. В этом взгляде Игнату виделись штормовые ветры, снеговые заряды и вспышки молний – он с восторгом ощутил в теле легкое покачивание.
– А когда летите в Китай, пассажиры все китайцы?
Вопросы Игната были непоследовательными, перескакивали с одного на другое:
– Слушайте, а что добывают на Филиппинах?
– Шорею[78]
, наверное. А на Кубе что, знаешь?– А то – конечно, сахар. Не считайте меня дураком… Послушайте, а вы бывали в Вест-Индии? Заходили на Гаити? Здорово. А какие там деревья?
– Ах, деревья. Ну, во-первых, пальмы. Еще в горах много шелковой акации. Не помню, похожи ли они друг с другом, но цветки у них – чистое пламя. Когда надвигается ливень и небо становится совсем черным, это пламя приобретает удивительный оттенок.