— Орм, ты бы решил правильно, но ты не должен никому рассказывать об этом. Я обещала ей, что никогда не повторю того, что она мне рассказала, и поговорю с Раппом так, как будто ничего не было. Мы должны оставить все как есть, и никто ничего не должен узнать, даже отец Вилибальд, ибо, если обнаружится правда, то это станет большой бедой как для Раппа, так и для Торгунн, не говоря уж об этом помешанном на женщинах магистре. Но тебе я скажу правду: они не только молились над ее ушибленным коленом. Она говорит, что он ей приглянулся сразу своим прекрасным певческим голосом и той несчастной участью, которая ему предначертана. Кроме того, она никогда не смогла бы отвергнуть святого человека. Все ее тело затрепетало, рассказывала она, когда он прикоснулся к ее колену, но он совсем не казался смущенным, напротив, сразу же разгадал все, что было у нее на уме. Их обуяла страсть, и она ничего не могла поделать. Позже, когда они утихомирились, он принялся стонать, рыдать и воссылать мольбы, но успел произнести лишь несколько слов, когда появился Рапп. Вот почему опухоль оказалась такой большой, ибо ему следовало трижды повторить свои молитвы, дабы они оказались действенны. Но она говорит, что всю свою жизнь будет благодарить Бога за то, что Рапп не пришел на несколько минут раньше. Если ты расскажешь Раппу или кому-нибудь еще правду, ты меня очень огорчишь, да и других тоже.
Эта история привела Орма в такой восторг, что он с радостью пообещал не пересказывать ничего ни Раппу, ни кому- либо другому.
— Пока Рапп не знает, что его обманули, — сказал он. — никакого вреда этот случай не принесет. Но этот магистр воистину примечательный человек, поскольку во всем, что касается мужских обязанностей, он совершенно непригоден, но его обращению с женщинами можно только позавидовать. Нельзя, чтобы они теперь встречались с Торгунн с глазу на глаз, ибо если такое случится, все может кончиться плохо. Рапп не позволит обмануть себя во второй раз. Итак, я должен подумать о какой-нибудь постоянней работе для него, что позволит им держаться друг от друга подальше, поскольку не знаю, кто из них больше жаждет второй встречи.
— Ты не должен обходиться с ним слишком сурово, — сказала Ильва, — ибо этому несчастному созданию еще предстоит помучиться в руках у смоландцев. Я сама позабочусь о том, чтобы они держались друг от друга подальше.
На следующее утро Орм подозвал к себе магистра и сказал, что, кажется, нашел ему работу, с которой тот легко справится.
— До сих пор, — сказал он, — ты не выказал особого умения в тех делах, которые мы тебе поручали. Но теперь тебе предоставляется возможность оказать нам настоящую услугу. Вот здесь ты видишь вишню, которая является самым лучшим моим деревом; так считаю не только я, но и вороны. Полезай-ка теперь на ее верхушку, да я бы тебе советовал взять с собой побольше еды и питья, поскольку тебе не придется спускаться до тех пор, пока вороны и сороки не прилетят сюда на ночлег. Ты будешь сидеть там каждый день, а влезать туда тебе придется рано, ибо эти вороны просыпаются засветло. Надеюсь, тебе заодно удастся собрать немного вишен для нас, если ты, конечно, не съешь их все сам. Магистр уныло посмотрел на верхушку дерева; вишни там были больше, чем на обычных деревьях, и они только начали темнеть и созревать. Все птицы давно уже приметили ягоды, и Рапп с отцом Вилибальдом безуспешно пытались отогнать их, стреляя в них из лука.
— Это как раз то, чего я заслуживаю, — сказал магистр, — но я боюсь забираться столь высоко.
— Придется тебе привыкнуть, — ответил Орм.
— Но у меня легко кружится голова!
— Если ты крепко будешь держаться, то головокружение никак на тебе не скажется. Если ты дашь понять, что у тебя не хватает духу взяться за эту работу, над тобой все будут смеяться, и больше всего женщины.
После долгих пререканий ему с большим трудом удалось влезть на середину дерева, в то время как Орм стоял внизу, постоянно призывая его пробираться дальше. Наконец, после многих молитв ему удалось достичь развилки, где сходились три ветви. Они закачались под его тяжестью, и, увидев это, Орм приказал ему оставаться там, поскольку это покачивание веток делает его более видимым для птиц.
— Там ты в безопасности, — крикнул он магистру, — и гораздо ближе к Царствию Небесному, чем мы, жалкие создания, которые вынуждены оставаться на земле. Там ты сможешь есть и пить сколько твоей душе угодно да беседовать о своих прегрешениях с Богом.
Так там он и остался, и вороны, которые слетались отовсюду поклевать ягод, улетали обратно в ужасе и изумление, когда видели, что на дереве сидит человек. Они кружили над ним, каркая от ярости, а сороки рассаживались на деревьях вокруг него и насмехались над ним самым злорадным образом.