На шестой день, в полдень, когда зной был особенно силен, он упал. Его разморила жара, он задремал, а к дереву подлетел рой пчел, который избрал его голову лучшим местом для отдыха. Пробудившись в ужасе, он яростно замахал руками, потерял равновесие и с криком упал на землю, а на него обрушился град ягод, пчел и сломанных веток. Близнецы и их друг были первыми, кто оказались у места падения. Они с изумлением уставились на него, и мальчик Ульв спросил, почему он оказался внизу. Но он лишь издал стон и сказал, что до последнего мгновения был начеку. Дети радостно принялись собирать сбитые ягоды, но тут появились пчелы, которые набросились на них, и они с криками обратились в бегство. Все домочадцы собирали тростник у реки, и Ильва и две девушки бросились им на помощь. Они отнесли магистра в ткацкую комнату и положили на кровать. Когда девушки услышали о несчастье, которое случилось с ним, они так развеселились, что Ильва потеряла всякое терпение, надавала им оплеух и приказала им пойти и позвать отца Вилибальда, который был у реки вместе со всеми остальными.
Ильва прониклась жалостью к магистру и делала все, чтобы утешить его. Она собственноручно дала ему самого крепкого пива. Его не покусали пчелы, но он подозревал, что при падении сломал плечо. Ильва предположила, что это может быть карой Господней за то, что они делали с Торгунн в лесу, и он с этим согласился.
— Что ты знаешь о том, что произошло между нами в лесу? — спросил он.
— Все, — ответила Ильва. — Ибо я слышала об этом из собственных уст Торгунн. Но ты не должен бояться, что об этом узнает кто нибудь еще, поскольку и она и я умеем держать в случае нужды язык за зубами. Я могу еще успокоить тебя тем, что она восхищалась тобой и совсем не раскаивается в своем поступке, хотя он чуть было не принес вам обоим несчастье.
— Я раскаиваюсь, — сказал магистр, — хотя, боюсь, это мало что дает. Ибо Господь проклял меня, и я не могу остаться с глазу на глаз с молодой женщиной без того, чтобы не воспылать к ней страстью. Даже эти три дня, что я провел на дереве, не избавили меня от похоти, ибо мои мысли меньше всего были обращены к Богу, а больше к плотскому греху.
Ильва рассмеялась.
— Рой пчел и падение с дерева помогли тебе, — промолвила она, — так как мы здесь одни, какое-то время никто но может нам помешать и, я думаю, я не мепее миловидна, чем Торгунн. Но от этого искушения тебе удастся уйти, не совершив греха, бедный глупец.
— Ты не знаешь, — скорбно ответил магистр, — как сильно проклятье, — и протянул к ней руки.
Что затем произошло между ними, никто не знает, но когда отец Вилибальд подошел к дому, дабы осмотреть раны магистра, тот спал, довольно посапывая, а Ильва прилежно сидела за прялкой.
— Он слишком хорош, чтобы лазить по деревьям, — сказала она Орму и домочадцам в тот вечер, когда они ели и веселились насчет того, чем закончилось пребывание магистра на дереве, — и не надо больше принуждать его к этому.
— Я мало знаю о его добродетелях, — промолвил Орм, — но если ты считаешь, что он слишком неповоротлив для этой работы, то я соглашусь с тобой. Для чего он сгодится, я не знаю, по смоландцы, без сомнения, будут частенько бить его. Большинство ягод уже созрели, и их можно собрать прежде, чем их склюют птицы, так что мы ничего не теряем. Но все- таки хорошо, что приближается время тинга.
— Пока это время не пришло, — твердо сказала Ильва, — я сама буду присматривать за ним. Ибо я не хочу, чтобы над ним насмехались те последние дни, которые он проведет среди христиан.
— Что бы он ни делал, женщины всегда придут к нему на помощь, — сказал Орм. — Но ты можешь делать то, что находишь нужным.
Каждый человек в доме корчился от смеха, если кто-нибудь упоминал о магистре и рое пчел. Но Аса сказала, что это хорошая примета, ибо она слышала от мудрых старцев, что если человеку на голову сели пчелы, это означает, что он будет жить долго и у него будет много детей. Отец Вилибальд добавил, что, когда был молод, он слышал, как то же самое утверждали ученые мужи при дворе императора в Госларе, хотя он не ручается, что это применимо к священнику.
Отец Вилибальд не нашел перелома плеча у магистра, но, как бы там ни было, последний предпочел на несколько дней остаться в постели и даже после того, как он уже мог подниматься, большую часть времени он продолжал проводить в своей комнате. Ильва заботливо ухаживала за ним, приготовляла ему еду собственными руками и строго присматривала за тем, чтобы ни одна из ее служанок не приближалась к нему. Орм поддразнивал ее за это, говоря, что он хотел бы знать, не сходит ли она тоже с ума по этому магистру. Кроме того, говорил он, ему жалко той хорошей еды, которая ежедневно относится в ткацкую комнату. Но Ильва твердо отвечала, что она сама решит, что ей делать. Бедный неудачник, говорила она, нуждается в хорошей пище, дабы нарастить хоть немного мяса на костях прежде, чем он отправится жить к язычникам. А что касается служанок, то она просто хотела оградить его от злобных насмешек и соблазнов.