Драконы моря

Множество любопытных взоров следило из дверных проемов и бойниц за Стирбьерном, когда он направился со своими людьми в баню, ибо ему мало кто оказывал гостеприимство, и он почитался за величайшего из воинов, которые были когда-либо на севере со времен сыновей Рагнара Кожаные Штаны. У него была короткая светлая борода и тусклые голубые глаза, и люди, которые никогда не видели его прежде, перешептывались с удивлением, находя его чересчур стройным и узковатым в плечах. Ибо все знали, что он обладает такой силой, что рассекает щиты, как ломти хлеба, и разрубает человека в доспехах от шеи до бедер своим мечом, который зовется Колыбельная Песнь. Мудрые люди говорили, что ему помогает древняя удача королей Уппсалы, и которая умножает его силы, что бы он ни предпринял, ему всегда сопутствует успех. Но было также известно, что на него пало проклятие его семьи, и именно поэтому он оказался правителем без страны, и именно поэтому он был подвержен приступам тоски и великой печали. Когда его охватывала скорбь, он отдалялся ото всех и просиживал днями, вздыхая и мрачно разговаривая с самим собой. Он никого не подпускал к себе, кроме женщин, расчесывающих его волосы, да старика с арфой, который подносил ему пиво и играл для него печальную музыку. Но как только приступ тоски оставлял его, он рвался опять выйти в море и сражаться. Тогда он безрассудно закрывал глаза на то, что ему не сопутствует удача в погоде, и доводил до изнеможения сильнейших людей из своего войска.

Итак, его боялись как ни одного другого предводителя на всем севере, как будто он обладал могуществом и величием богов. И были люди, которые верили, что когда-нибудь в будущем, когда он достигнет вершин своей славы, он отправится и Миклагард[14], увенчает себя императорской короной и победоносно обогнет край земли на своих грозных кораблях.

Но было и другие, которые утверждали, что видят по его глазам, что он умрет молодым и несчастливым.

Наконец в пиршественной зале короля Харальда все было готово к празднованию йоля, и мужчины расселись по своим скамьям. Женщинам не позволялось присутствовать на пире, где все состязались между собой в количестве выпитого пива, ибо король Харальд считал, что и так будет трудно сохранить мир между мужчинами, но если женщины начнут бахвалиться своими кубками, то это будет во много раз тяжелее. Когда все заняли свои места, спальничий короля объявил громким голосом, что по велению Господа Иисуса Христа и короля Харальда отныне в зале должен воцариться мир и пользоваться острыми орудиями можно не иначе как лишь для разрезания пищи. Любой порез, удар или открытая рана, нанесенные оружием, кубком, костью, деревянной утварью, ковшом или сжатым кулаком, будут считаться умышленным убийством, святотатством и непростительным преступлением, и виновный будет брошен в воду с камнем на шее. Все оружие, кроме ножей, приказано оставлять при входе в зал, и лишь почетным гостям, сидящим за столом короля Харальда, позволяется иметь при себе меч, ибо им полагается держать себя в руках, даже когда они пьяны.

Зал легко вмещал в себя шестьсот человек, и посередине находился стол короля Харальда, за которым сидели тридцать наиболее почетных гостей. Столы остальных гостей тянулись из одного конца зала в другой. Стирбьерн сидел по правую руку короля Харальда, а епископ Поппо по левую. Напротив сидел король Свейн, и справа от него находился Торкель Высокий, а слева краснолицый, лысый, старый ярл с Малых Островов, которого звали Сибби. Остальные сидели сообразно знатности и происхождению, и король Харальд сам усадил их на эти места. Орм и Токи, хотя и не считались великими вождями, получили места более почетные, чем они могли ожидать, ибо король Харальд был благодарен им за колокол и, кроме того, восхищен висами Токи. Итак, Орма занимал

Место через три сиденья от епископа, а Токи через четыре, так как Орм попросил короля усадить его рядом с Токи на случай, если последний перепьет вина и сделается опасен. Напротив них за столом сидели люди короля Свейна.

Епископ принялся читать молитву, но король Харальд приказал ему поскорее закончить. Затем они три раза подняли и осушили кубки: во славу Христа, за удачу короля Харальда и за возвращение солнца. Те из гостей, кто не был христианином, тоже осушили кубки за Христа, поскольку им не терпелось выпить пива, но некоторые из них начертали знак молота на кубках и прошептали имя Тора прежде, чем сделать глоток. Когда все пили за удачу короля Харальда, король Свейн захлебнулся пивом и закашлялся, на что Стирбьерн спросил его, не слишком ли крепко сварено пиво и пришлось ли оно ему по вкусу.

Затем была принесена праздничная свинина, все разом замолчали, перевели дух, и многие распустили пояса, дабы сохранить силы до конца пира. И хотя кое-кто поговаривал, что король Харальд в старости не так щедр на золото и серебро, как это бывало в прежние дни, никто из празднующих йоль в его замке не мог упрекнуть его в том, что он скуп на мясо и пиво.