Дракула бессмертен

Артур Холмвуд нашел ее реплику крайне неподобающей. Мина никогда не старалась соответствовать общепринятым представлениям о слабом поле: ее нельзя было назвать утонченно женственной. Более загадочной женщины он еще не встречал. Как знать, что творится в ее голове? В целом, Артуру слова Мины показались убедительными, и все же, если не считать забинтованной руки, он не видел на ней ни царапины. Если на нее действительно напала графиня Батори, то что между ними произошло? В другую возможность ему верить не хотелось, так она была ужасна: Дракула и Мина сговорились, чтобы заманить его в ловушку…

Нет, спиной он к Мине Харкер поворачиваться не рискнет. Впрочем, ему в любом случае надо потолковать с Басарабом.

В дверях их нагнал Мэннинг.

— Мадам, как же я рад, что вы еще не ушли. Эту телеграмму принесли минуту назад. Вам хочет принести соболезнования…

— Спасибо, Мэннинг, — оборвала его Мина и, убрав телеграмму в сумочку, вышла на улицу.

Глава XXXVII

В недрах живота Гамильтона Дина зародилась струя газов — и раскатисто вышла наружу. Стоявший неподалеку театральный рабочий недоуменно поднял бровь.

Дин мучился животом с тех пор, как Стокера хватил удар. Из-за беспрерывной суеты, связанной с постановкой, у него почти не оставалось времени заняться здоровьем. Чем опасней становилась ситуация, тем отчаянней протестовали его внутренности.

Он прекрасно понимал шаткость своего нынешнего положения. Законных прав на постановку «Дракулы» у него нет. Если Стокер не оправится от недуга, грядут переговоры с его вечно недовольной супругой. При этой мысли Дина передернуло. Ко всему прочему, ему приходилось умасливать пайщиков театра и думать о целой куче других проблем.

Басараб потребовал заменить традиционную гостиную из первоначального варианта сценария на подвижную многоярусную систему, позволявшую менять декорации с трансильванского замка на лечебницу в Уитби, а после — на аббатство Карфакс. Услышав об этом, главный плотник демонстративно уволился. Теперь за ходом работ следил Дин. С болезнью Стокера пьеса осталась без режиссера, и его место хотел занять Гамильтон, однако у Басараба обнаружились иные планы: он взял на себя руководство, даже не посоветовавшись с ним. Дин рвал и метал, но все же не решался вступить с румынским сумасбродом в перепалку. Его не слишком тянуло повторить судьбу Стокера.

Желудок крутило, голова шла кругом; одолевали усталость и голод. До первой репетиции оставалось меньше часа, а дел было невпроворот. Каждую минуту кто-нибудь требовал его внимания. Костюмерша выбежала из гримерки румына в слезах; пайщики настаивали, чтобы им ежечасно докладывали о ходе репетиций; газетчики наперебой просили об интервью; то и дело в театр забирался какой-нибудь поклонник Басараба, жаждущий хоть одним глазком посмотреть на кумира. Работа в театре оказалась не такой увлекательной, как представлялось Дину, когда он подписывал злополучный контракт со Стокером.

К шести часам большинство актеров были уже на месте. На первых репетициях такое происходило часто: сама новизна постановки служила хорошей приманкой. Актеры разбились на несколько шумных кучек, болтая и обмениваясь слухами, пока не пришел их черед выйти на сцену.

Дин тем временем пытался вести беседу со светотехником. Он едва различал собственный голос, не говоря уж о шотландской трескотне техника, засевшего в будке за сценой вместе с армадой всевозможных электрических приспособлений. Шотландец пробовал настроить новую модель софита для имитации трансильванской луны. Гамильтон счел, что для готической сцены освещение слишком яркое, и постарался донести эту мысль до техника. Тот ответил понимающим кивком… и софит засиял пуще прежнего. У Дина забурлило в животе с удвоенной силой.

— Да не ярче, дубина ты этакая! — Все взгляды обратились на него. Он только что выставил себя самодуром. Ум судорожно заметался в поисках способа обратить все в дружескую шутку, однако в конце концов Дин передумал. Стычка с Квинси Харкером показала, что страх выгоднее уважения. Техник кинулся выполнять его приказ, но в спешке включил синее освещение.

— Синий?! Нет, нет, нет! Больше красного! Сколько можно повторять? В этом месте князь Дракула рассказывает о своих военных подвигах!

Актеры за его спиной дружно ахнули.

Чей-то бархатный голос произнес:

— И что же вы знаете о войне, мистер Дин?

Гамильтон струхнул. Похоже, реакция актеров была вызвана не его громами и молниями, а появлением румына.

Многоголосие окончательно стихло. Теперь все глаза смотрели на Басараба. Актеры и рабочие сцены с благоговением ждали следующего его слова — словно ученики Христа на проповеди. А выглядел румын и в самом деле великолепно. На плечах его лежал просторный плащ из черного и золотистого атласа, в руках он держал тяжелый стальной палаш — с такой легкостью, словно оружие было продолжением его тела. Клинок поблескивал в свете рампы.

Хотя Дин исполнял обязанности управляющего театром, а также постановщика и — временно — режиссера спектакля, Басараб выставил его нежеланным гостем на сцене.