Дракула против Гитлера.

И в то время, когда весь мир содрогается, молодые брашовские девицы рассаживают базилик, выплевывая его семена изо рта, что якобы гарантирует здоровье

урожая. Безумие. Их страна уложена как жертва на гитлеровский алтарь войны, а они плюются семенами как деревенские мужланы.

А накануне вечером, когда часы пробили полночь, местные жители погасили свет в своих домах, переворошили столовые приборы в буфетах, перевернули вверх

дном посуду и кухонную утварь и повесили связки чеснока над дверями и коровниками для защиты от зловещих тварей, которые до сих пор царят в их средневековом

воображении. В то время как реальная опасность – это принудительный призыв их мужчин в германскую военную машину, которая их пожрет.

Некоторые крестьяне выгнали своих коров на пастбища, чтобы там внимательно следить за скотиной и защищать ее от ведьм, намеревающихся украсть молоко. Другие

хлестали друг дружку крапивой, чтобы быть здоровыми весь последующий год. Иногда Люсиль казалось, что она живет не в двадцатом веке, а в шестнадцатом.

Да, зло существует, она это чувствовала. Но не в виде ведьм, всякой нежити, чертей и блажинов. Истинное зло проистекало из Берлина, струясь в Румынию черным

паводковым потоком.

Об этом думала Люсиль Ван Хельсинг, пока ехала на велосипеде по проселочной дороге в город. Последние фрагменты тумана еще окутывали поля морозным дыханием

вокруг торчавших тут и там остатков стогов сена.

Люсиль по прошлым своим воспоминаниям праздника Юрьева дня знала, что на деревенской площади кондитеры сейчас устанавливают столы, ломящиеся от всяческой

снеди и сладостей. Цыгане ставят палатки для гадалок и других разного рода развлечений. Обязательно будет кукольное представление для детей, акробаты,

кувыркающиеся по брусчатке и ковыляющие на ходулях и заставляющие всех задирать головы, а деревенские шутники меж тем осведомлялись у них о погоде «там

наверху».

Огнедышащий фокусник будет отрыгивать пламя, всех пугая, но затем приводя после этого всех в восторг. А от колокольни Ратуши к зданию на другом конце площади

будет протянута проволока, по которой крошечная девчонка в колготках с опасностью для жизни пройдет с одного ее конца к другому, а толпа внизу будет охать

и ахать.

И если кто-нибудь из цыган стащит бумажник или часы с ничего не подозревающего запястья, или станет причиной исчезновения какого-нибудь ожерелья, как будто

оно вдруг испарилось невесть куда, то это воровство, казалось, все равно не расстроит людского веселья, равно как и война, нависшая над Европой.

Даже румынские солдаты будут в приподнятом настроении, они будут смеяться и пить, лакомясь вкусностями в различных ларьках. А некоторые даже за них заплатят.

На обреченном корабле играла музыка, и танцевали пассажиры, а ледяные океанские волны уже подкрадывались к их коленям.

Отец Люсиль приехал в город раньше, этим же утром, вызванный на встречу городских голов, созванную местным нацистским атташе капитаном Лобенхоффером. Обычно

Люсиль ездила на встречи «отцов города» вместе с отцом, но из-за немца присутствовать сегодня на этом собрании ей было нельзя. Лобенхоффер сразу же узнал

бы ее по инциденту у «Брашов Аутоном», откуда она скрылась вместе с его Люгером. Тогда на ней был черный парик, но она не была уверена в том, что его окажется

достаточно, чтобы обмануть даже такого тупого нациста.

Она осознавала эту злую иронию, везя с собой оружие этого немца, спрятанное в рюкзаке в буханке свежеиспеченного хлеба, якобы для бабушки.

Люсиль была совсем не против ехать в город на велосипеде. Такие поездки она совершала в детстве много раз. На этом самом велосипеде. Она выехала на главную

дорогу, ведущую в город. На нее нахлынули воспоминания, у каждого дома и крестьянского поля, мимо которых она проезжала. Она с наслаждением впитывала в

себя атмосферу и звуки весны, распускающихся цветов плодовых деревьев, яблонь, слив, груш и вишни, смешанных с чуть заметным едким запахом навоза, разбросанного

по свежевспаханным полям. Блестящая зеленая трава под деревьями была украшена опавшими лепестками, словно нарочно и тщательно уложенными художником по

коврам. Она чуть не позабыла обо всем другом на свете посреди этого зеленого буколического пейзажа.

Оркестр на корабле продолжал играть. Но Люсиль была не из тех, кто танцует под его погребальную песнь.

Большинство домов вдоль дороги были безлюдны, так как их жители уже отправились в город на праздник, дороги были такими же пустынными. В голубом небе волнующимся

облачком порхала стая скворцов. Коллективный бессмысленный полет, подумала она, так похожий на эту коллективную, бессмысленную войну.

Люсиль пыталась окунуться, утонуть в этом идиллическом весеннем царстве. И это, казалось, у нее получалось. Ее горькие размышления постепенно смягчались

пред этой пасторальной картиной. Пока она не услышала у себя за спиной громкий грохот и рычащий гул двигателей. Оглянувшись назад, она увидела, что по

дороге едет колонна машин.