пораженные ткани. Я чувствую, как пока мы тут с вами говорим, заражение продолжает распространяться».
И действительно. Люсиль были видны ядовитые вены, черным пауком расползавшиеся под его белой, как известь, кожей.
«Готовы?», спросил Ван Хельсинг вампира.
Люсиль протянула Дракуле руку, который взял ее. Дракула кивнул доктору.
Ван Хельсинг взял щипцы и ввел их кончиками в рану, прощупывая. Дракула стиснул зубы, не возражая, хотя было видно, что ему больно. Люсиль поразилась тому,
какими уверенными были движения рук ее отца, даже в таком преклонном возрасте.
«Есть!», объявил Ван Хельсинг и извлек небольшой треугольный кусочек белого металла. Он бросил его на поднос и взял скальпель.
«Теперь удалить мертвую ткань, говорите?», спросил он вампира.
«Некроз, если вам так удобно. Мертвая ткань – это я». Дракула слабо улыбнулся.
Скальпель вонзился в кожу вокруг раны, куда черное поражение еще не добралось. Лицо Дракулы исказилось от боли.
КОМУ: ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРУ СС РЕЙНХАРДУ ГЕЙДРИХУ, РСХА
ОТ: МАЙОРА СС ВАЛЬТРАУДА РЕЙКЕЛЯ
КОПИЯ: ГЕНРИХУ ГИММЛЕРУ, РЕЙХСФЮРЕРУ СС
(Дипломатической почтой)
СТЕНОГРАММА ДОПРОСА (01/06/41)
Допрос проводится майором В.РЕЙКЕЛЕМ и специалистом по допросам ефрейтором ШРЕКОМ. Также присутствует ротный писарь.
Допрашиваемый закреплен в специально сконструированном ефрейтором кресле для допросов. У допрашиваемого имеются синяки и ссадины, полученные при задержании
и во время предыдущего, незадокументированного допроса.
МАЙОР Р.: С кем вы работаете?
ДОПРАШИВАЕМЫЙ:
Caviar comes from virgin sturgeon.
Virgin sturgeon’s a very fine dish.
Very few sturgeon are ever virgin,
That’s why caviar’s a very rare dish.
Икра – продукт девственного осетра.
А девственный осетр – замечательное блюдо.
Но очень немногие осетры девственны,
Поэтому икра – очень редкое блюдо.
Ефрейтор Ш. берет в руки инструменты – молоток и гвозди.
МАЙОР Р.: Мы могли бы сэкономить массу времени, весьма неприятного для нас обоих, если бы вы назвали мне одно только имя. Только одно. Это не так уж и
сложно, не правда ли?
ДОПРАШИВАЕМЫЙ:
Oysters they are fleshy bivalves.
They have youngsters in their shell.
How they diddle is a riddle,
But they do, so what the hell.
Устрицы – это мясистые моллюски,
У них в раковинах детки.
Как они трахаются – это загадка,
Но они трахаются, вот ведь черт!
МАЙОР Р.: Вы расскажете мне, с кем вы сотрудничаете.
Ефрейтору Ш. приказано снять брезент в углу камеры для допросов. Под ним труп, сильно обгоревший. И хотя останки обуглены, по ним хорошо заметно, что горло
у погибшего разорвано, как будто каким-то животным. (Писарю после этого пришлось ненадолго отлучиться в уборную).
ДОПРАШИВАЕМЫЙ:
The other night, dear, as we lay sleeping,
I could not help it, I lost control.
And now you wonder, just why I’m leaving;
You will find out in nine months or so.
Той ночью, милая, когда мы с тобой переспали,
Я ничего не мог с собой поделать и словно обезумел.
И теперь ты удивляешься, почему я уезжаю;
Тебе всё станет ясно месяцев через девять.
Командир кивает ефрейтору Ш. Небольшой гвоздь (30 миллиметров) вставляется между средними костяшками первого пальца левой руки допрашиваемого. Он отвечает
криком, но разобрать в нем что-либо невозможно.
МАЙОР Р.: Имя. Одно только имя.
ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Р.М.Ренфилд, сержант, Королевские инженерные войска.
Майор Р. кивает еще раз. Вставляется второй гвоздь, закрепляемый аналогичным образом, но на этот раз на втором пальце той же руки.
ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Меня не уничтожить сантиметр за сантиметром! Я вытерплю всё, за Господина и Хозяина моего!
ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ДЖ. ХАРКЕРА
(Расшифрованная стенография)
Услышав приказ обыскать все этажи здания, я побежал по коридору, отчаянно дергая каждую дверь. Я вел себя прямо как крыса, угодившая в ловушку и лихорадочно
ищущая выход из опаснейшей ситуации. И справа, и слева, все двери во все кабинеты и комнаты были заперты. Я пожалел о том, что не уделил должного внимания
курсу взлома замков в поместье Болье, но так уж получилось, что в тот день у меня было жуткое постпраздничное похмелье после победы в крикете.
Я подумал было разбить стекло одной из дверей, но вскоре отказался от этой идеи; разбив стекло, я на 100 процентов выдал бы себя тем, кто обыскивал помещения,
как это случилось и у меня на входе в здание.
Наконец, одна из дверей поддалась моим паническим толчкам. Войдя туда, я сразу же понял по резкому неприятному запаху, что нахожусь в уборной. Вскоре я
сообразил, что это был даже не мужской туалет: об этом говорило отсутствие писсуаров и наличие изящного ротангового диванчика, выкрашенного в белый цвет
с выцветшими розовыми подушками. Кабинки были выкрашены желтой, облезшей от давности краской, а когда-то белые восьмиугольные плитки, которыми был выложен
пол, были битыми во множестве мест, и каждая неправильной формы трещина в них была черной от многолетней грязи. Воздух был насыщен сырой влагой и благоухал
мускусом сигаретных окурков и тошнотворно-сладким запахом духов.