Дракула против Гитлера (ЛП)

Когда я остался наедине с Ван Хельсингами, я не мог позволить себе задерживаться за столом ввиду присутствия Люси, боясь совершить какую-нибудь глупость, на которую я был вполне способен в моем тогдашнем состоянии влюбленного увлечения. В поисках убежища я очутился на своей узкой раскладушке в барсучьей норе подвала Ван Хельсинга.

Ренфилд уже спал, и мне не с кем было поделиться своим потрясающим открытием, хотя он, вероятно, вовсе не был бы в состоянии его оценить, так как в его мозгу большинство страниц склеилось. Сержант много спал; являлось ли это его обыкновением до несчастья, с ним приключившегося, я не знал, но я считал, что сон полезен для его выздоровления. Голая лампочка отбрасывала глубокие тени в углах комнаты, но я не решился ее выключить. Когда я это сделал однажды ранее, Ренфилд поднял такой шум, что мне пришлось снова ее включить. Мне показалось, что он смертельно боится темноты. И тут опять же вопрос, была ли у него эта фобия до несчастья или же после него — это мне было неизвестно.

Я лежал на туго натянутом брезенте раскладушки, глядя на старые деревянные балки над головой, и в голове моей крутились фантазийные сценарии о том, как мы с Люси конспирируем против врага. Боюсь, многие из этих фантазий напоминали голливудские сказки, где я в плаще и шляпе с полями а-ля Богарт или Брайан Ахерн целуюсь с Люси на какой-то туманной, незнакомой улице, где за каждым темным углом нас подстерегает опасность.

Эти сладкие грезы были внезапно прерваны скрипнувшей на лестнице дверью. Я увидел лишь босые ножки, но сразу же понял, что это Люси. Она спустилась по ступенькам и явилась мне, как медленно поднимающаяся занавеска. Сначала я увидел лишь нижний краешек зеленого шелкового кимоно, затем чуть больше, материал, вышитый белыми аистами с крыльями, распростертыми в свободном полете. Слабые очертания ее тела, изгиб ее бедра и подъем груди, высветившиеся в бликах отражений.

Лицо ее оставалось в тени, но свет лампочки превратил ее красноватые сбившиеся волосы в застывшие языки пламени. Черт, у меня крышу снесло от нее.

«Эй, англичанин?», прошептала она. «Ты не спишь?» Она не стала дожидаться ответа, а сочла тот факт, что я поднялся, утвердительным ответом.

«Пошли за мной», тихо произнесла она.

Я поспешно затянул ремень на брюках, который я ослабил для удобства, готовясь уснуть, и направился вслед за ней вверх по лестнице.

Не говоря ни слова, она провела меня через кухню и гостиную к лестнице, которая вела в комнаты наверх. Она подождала меня на третьей ступеньке, и когда увидела, что я действительно иду за ней, продолжила подниматься наверх. Я был полностью пленен ею, словно загипнотизирован покачиванием ее бедер под этим шелком. Мне был слышен мягкий шелест ткани, нашептывавший мне возбуждение, когда я представил себе, как ласкает этот материал ее кожу.

Она еще раз остановилась у двери, которую я посчитал ее спальней. Или, возможно, это спальня ее отца? Я запаниковал, думая, что слишком многое осмелился предположить, и что это было лишь приглашением на невинную встречу.

«Подойди ко мне, Джонатан. Приди ко мне, и мы уснем вместе», сказала она. В том, как она это произнесла, было нечто дьявольски сладкое.

Но затем я увидел борьбу у нее на лице. Она преодолела какое-то затруднение и открыла дверь. Взяв меня за руку, она ввела меня в комнату и закрыла за нами дверь. Щелчок замка, когда она повернула ключ, пронзил, словно током, мне позвоночник.

Глазами я следил за движением ее рук, когда она развязала пояс на талии, и одним лишь движением плеч халат упал с ее тела, как зеленый водопад. Она стояла предо мной во всем своем обнаженном великолепии.

Я услышал какой-то стон и предположил, что он исходил из моего собственного горла. А затем ее руки стали снимать с меня одежду. Я стоял неподвижный, не в силах никак ей помочь, парализованный вожделением. Я почувствовал какое-то одурманивающее головокружение, как будто вся кровь покинула мой мозг и ушла в какое-то иное место. Когда она сняла с меня брюки и нижнее белье, я, как и она, столкнулся с доказательствами, подтвердившими эту мою гипотезу о кровообращении.

Когда ее голые руки коснулись моего набухшего достоинства, я чуть не лишился чувств и был спасен лишь тем, что она толкнула меня на кровать.

Я слишком джентльменски воспитан, чтобы подробно описывать то, что произошло потом, но могу точно признаться в следующем: то, что случилось, заставило бы покраснеть от стыда любые юношеские эротические фантазии. Неоднократно. Снова и снова. Пока мы оба не погрузились в глубокий, обессиленный сон.

…………………………

Дописываю. Я вернулся на свою койку, по соображениям приличия, и должен признаться, что до сих пор нахожусь в каком-то полуобморочном состоянии. Это божественная женщина, одна из тех, кто был создан Им, собственной Божьей рукой, чтобы показать нам, мужчинам, и другим женщинам, что есть рай, куда мы можем войти, и что его врата могут находиться и здесь, на земле. Такая реальная, такая сладостная и прекрасная… но если задуматься, все же скорее горькая вишня.

ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ДЖ. ХАРКЕРА