Люси села рядом со мной и стала указывать мне путь, а я постарался сосредоточиться на вождении по нужной стороне движения. Она ни намеком не дала понять, что мы вместе провели эту сегодняшнюю ночь блаженства — так она, по моему предположению, притворно вела себя по отношению к отцу всегда. Нас дважды останавливали на блокпостах СС, один раз на окраине города и еще один раз — в самом Брашове. И всякий раз, когда у нас требовали документы, мои поддельные документы, изготовленные в SOE, легко проходили проверку, после чего нам читали нотации относительно комендантского часа. Профессор довольно быстро прекращал эти выговоры письмом — особым разрешением, выданным румынскими военными, объявлявшим, что он врач. На видном месте у него лежал универсального назначения черный чемоданчик, подтверждавший его полномочия, а Люси он представлял в качестве своей медсестры.
«Экстренный вызов», объяснял он. «К больному ребенку».
Когда я взялся за руль, я понял, что руки у меня больше не болят, я лишь ощутил их некоторую скованность от заживающих болячек и рубцующейся ткани. Та старуха, должно быть, как я и подозревал, была ведьмой. Тем не менее, на руках у меня были перчатки, для некоторой защиты кожи и для того, чтобы скрывать еще не полностью зажившие раны. Резаная рана на колене замечательно затягивалась и теперь уже совсем не причиняла мне боли.
Где-то среди узкого лабиринта брашовских улиц мне сказали остановиться и припарковаться. Я понятия не имел, где мы находимся, плохо зная город помимо тех сведений, которые были изложены в устаревшем «Лайдекере», приобретенном мною в каком-то лондонском книжном магазине. Он лежал у меня в кармане куртки, но во время той проклятой переправы через реку он выпал у меня, словно вытащенный Коварным Плутом [воришкой-карманником из романа Диккенса «Оливер Твист» — Прим. переводчика]. Я пытался запомнить наш маршрут, но когда мы двинулись пешком по лабиринту узких улочек, я совершенно запутался, так как вокруг не было никаких ориентиров, а лишь одни высокие стены, нависавшие с обеих сторон и закрывавшие вид.
«Дед не говорил мне, что вы врач», сказал я, когда мы шли по темным узким улочкам. «У меня сложилось впечатление, что у вас степень по философии».
«А также по социологии, психологии, истории, ботанике. В то время у меня был небольшой медицинский опыт. Хотелось бы, чтобы тогда он у меня был богаче», ответил он без тени высокомерия. «А когда я обосновался здесь, врачей было мало, их очень не хватало, поэтому я углубил свои медицинские познания, чтобы заполнить эту нехватку. А позже также немного занимался астрономией, физикой».
«Колибри не улетает далеко от дерева», вмешалась Люси, и они оба посмеялись.
«Стоять!» Из темноты появились два немецких солдата. Мы остановились. Один, ефрейтор, направил на нас свой шмайсер. Второй, его сержант, с подозрением нас осмотрел.
«Что вы делаете на улице после комендантского часа?», потребовал ответа сержант.
«Я врач». Ван Хельсинг выпрямился, ответив им властным тоном. «У меня срочный вызов. К ребенку с аппендицитом». Он вручил нацистскому сержанту документы с особым разрешением и немного приподнял свой черный чемоданчик к поясу, как доказательство своей профессии.
Сержант стал проверять документы, а его ефрейтор тем временем стал рассматривать Люси. Я подавил свое раздражение откровенно сексуальным подтекстом, с каким он на нее лыбился. Он даже погладил усы, как злодей из немого кино, тварь.
«А девчонка?», спросил ефрейтор.
«Я была девчонкой, когда ты считал волосы у себя на яйцах», поглумилась над ним Люси. Я заметил, как рука ее скользнула в пальто, в котором у нее лежал этот нелепый Люгер, с длинным, как у карабина, стволом.
Ван Хельсинг недовольно посмотрел на дочь.
«Это моя медсестра», объяснил Ван Хельсинг. «И моя довольно дерзкая дочь».
«Медсестра». Фриц усмехнулся. «Может, она осмотрит кое-что у меня. Иногда он набухает до вызывающих тревогу размеров».
Я старался держать себя в руках. А вот Люси не сдержалась.
«Я хорошо знакома с этими симптомами», сказала она. «И рекомендую тебе справляться с этим так, как ты обычно это и делаешь. Если нужно, могу выписать рецепт лечения — овца».
Нацист поднял руку, чтобы ее ударить. Рука Люси скользнула вглубь пальто, она обняла себя, как будто ей было холодно, но я знал, что она сжимает Люгер, готовая из него выстрелить.
Я шагнул к ефрейтору. И тут между нами встал сержант.
«А ты кто такой?»
«Их водитель».
«Почему не остался в машине?», спросил он. Я не был готов к этому вопросу, и мысли мои заплясали чечетку в поисках подходящего ответа. Меня спас Ван Хельсинг.
«Мы не любим ходить ночью одни», заявил профессор. «Я оказывал помощь нескольким вашим солдатам, и партизаны очень недовольны этим. Я опасаюсь за себя и свою дочь».
«И вы думаете, вот этот вас защитит?» Ефрейтор насмешливо на меня посмотрел. Я ощетинился слегка, но сумел сдержать себя каким-то сверхчеловеческим усилием, я даже не ожидал, что обладаю таковым.
«Что в чемодане?», спросил другой.