Драма девяносто третьего года. Часть вторая

ЖАН ФРАНСУА МОРИС ЛЕБРАС, лейтенант жандармерии, состоящий при судах, заявляет, что знает обвиняемую на протяжении четырех лет; он не имеет никакого представления о фактах, содержащихся в обвинительном акте, если не считать того, что, находясь на дежурстве возле следственной тюрьмы Консьержери накануне того дня, когда депутаты Амар и Севестр явились допрашивать вдову Капет, и узнав от одного из жандармов о сцене с гвоздикой, он тотчас потребовал провести быстрое расследование этого происшествия, что и было сделано.

ЖОЗЕФ БОЗ, художник, заявляет, что знает обвиняемую около восьми лет, что в те годы он писал портрет бывшего короля, но никогда не разговаривал с ним. Свидетель входит в подробности замысла примирения между народом и бывшим королем, которое должно было происходить при посредничестве Тьерри, камердинера Людовика Капета.

Обвиняемая вынимает из кармана какую-то бумагу и вручает ее одному из своих защитников.

Общественный обвинитель просит обвиняемую сообщить, что за письменный документ она вручила сейчас своему защитнику.

ОБВИНЯЕМАЯ. — Эбер сказал этим утром, что в нашей одежде и обуви нам передавали письма; так вот, я записала, опасаясь забыть это, что всю нашу одежду и все наши вещи осматривали, когда они доходили до нас, и что такая проверка осуществлялась полицейскими администраторами.

Эбер в свою очередь говорит, что он имел основание заявить это лишь потому, что поставки обуви были весьма велики и доходили до четырнадцати или пятнадцати пар в месяц.

ДИДЬЕ ЖУРДЁЙ, пристав, заявляет, что в сентябре 1792 года он обнаружил в доме д'Аффри связку бумаг, в которой находилось адресованное ему письмо Антуанетты; она подчеркнула в нем такие слова: «Можно рассчитывать на Ваших швейцарцев? Сохранят они самообладание, когда это понадобится?»

ОБВИНЯЕМАЯ. — Я никогда не писала д'Аффри.

Общественный обвинитель заявляет, что в прошлом году, когда он оказался руководителем следственного совета присяжных при трибунале 17 августа, ему было поручено расследование дела д'Аффри и Казота, и он очень хорошо помнит, что видел письмо, о котором говорит свидетель; но, поскольку клике Ролана удалось упразднить этот трибунал, все его бумаги изъяли посредством указа и ловко скрыли, невзирая на возражения всех честных республиканцев.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, обращаясь к обвиняемой. — Что представляли собой бумаги, сожженные на Севрской мануфактуре?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Я полагаю, что это был пасквиль; впрочем, со мной не советовались по этому вопросу и сказали мне о том, что сделали, лишь спустя какое-то время.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Как могло случиться, что вы ничего не знали об этой истории? Вести переговоры по данному делу было поручено Ристону?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Я никогда ничего не слышала о Ристоне и настаиваю на том, что не была знакома с Ламотт; если бы со мной посоветовались, я воспротивилась бы тому, чтобы сжигали написанное против меня сочинение.

Заслушивают другого свидетеля.

ПЬЕР ФОНТЕН, лесоторговец, заявляет, что не имеет представления ни об одном из фактов, приведенных в обвинительном акте, обвиняемую знает только понаслышке и никогда не имел никаких сношений с бывшим двором.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, обращаясь к свидетелю. — Как давно вы знакомы с Мишони?

СВИДЕТЕЛЬ. — Около четырнадцати лет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Сколько раз он обедал у вас дома?

СВИДЕТЕЛЬ. — Три раза.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Как зовут человека, который обедал у вас вместе с Мишони?

СВИДЕТЕЛЬ. — Его зовут Ружи; тон и манеры этого человека не внушали мне доверие; его привела с собой госпожа Дютийёль.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Откуда вы знаете госпожу Дютийёль?

СВИДЕТЕЛЬ. — Я встретил ее однажды вечером на бульваре, где она гуляла с другой женщиной; мы завели разговор и зашли выпить вместе по чашке кофе; после этого она приходила ко мне несколько раз.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не делала ли она вам каких-нибудь признаний?

СВИДЕТЕЛЬ. — Никогда.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы можете назвать имена депутатов, оказавшихся за вашим столом вместе с Ружи и Мишони?

СВИДЕТЕЛЬ. — Я знаю только одного из них.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — И как его зовут?

СВИДЕТЕЛЬ. — Сотеро, депутат Конвента от Ньевра, а двое других — это комиссары, посланные первичными собраниями того же департамента в Париж, чтобы привезти их акт одобрения конституции.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы знаете их имена?

СВИДЕТЕЛЬ. — Это Баландро, кюре из Бомона, и Польмье, из того же самого департамента.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы знаете, что могло стать с Ружи?

СВИДЕТЕЛЬ. — Нет.

Заслушивают другого свидетеля.

МИШЕЛЬ ГУАНТР, служащий военного ведомства, показывает, что он внимательно прочитал обвинительный акт и был чрезвычайно удивлен, что не увидел в нем пункта, касающегося пособничеству в изготовлении фальшивых ассигнатов в Пасси.