Драма девяносто третьего года. Часть вторая

Польверель, общественный обвинитель при трибунале первого округа, имевший поручение расследовать это дело и явившийся в Законодательное собрание, чтобы дать отчет о состоянии, в котором находится розыскной процесс, заявил, что у него нет возможности двигаться дальше, если только Собрание не постановит, что неприкосновенностью обладает лишь король.

Такое заявление дало свидетелю основание заподозрить, что Польверель хотел сказать об обвиняемой, ибо только ее он мог считать способной предоставить денежные средства, необходимые для столь крупного предприятия.

СВИДЕТЕЛЬ ТИССЕ. — Гражданин председатель, я хотел бы, чтобы обвиняемую попросили ответить, давала ли она крест ордена Святого Людовика и аттестат капитана некоему Лареньи?[14]

ОБВИНЯЕМАЯ. — Я не знаю человека с таким именем.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не назначали ли вы Колло де Веррьера капитаном телохранителей бывшего короля?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Назначала.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не вы ли содействовали некоему Паризо в поступлении на службу в бывшую гвардию бывшего короля?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы настолько сильно повлияли на формирование бывшей королевской гвардии, что она оказалась составлена исключительно из лиц, против которых восставало общественное мнение; и в самом деле, могли ли патриоты спокойно взирать на главу нации, окруженного гвардией, в которой числятся неприсягнувшие священники, рыцари кинжала и тому подобные личности? К счастью, ваша политика была несостоятельной; их противогражданское поведение, их контрреволюционные настроения вынудили Законодательное собрание распустить их, но и после этого Людовик Капет продолжал платить им жалованье, если можно так выразиться, вплоть до десятого августа, когда он и сам был ниспровергнут.

Не вознамерились ли вы после вашего бракосочетания с Людовиком Капетом присоединить Лотарингию к Австрии?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Но вы ведь носите ее имя?

ОБВИНЯЕМАЯ. — По той причине, что принято носить имя своей родины.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не писали ли вы Буйе после побоища в Нанси, чтобы поздравить его с тем, что он убил в этом городе семь или восемь тысяч патриотов?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Я никогда не писала ему.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не занимались ли вы тем, что прощупывали общественное мнение в департаментах, округах и муниципалитетах?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Нет.

Общественный обвинитель замечает обвиняемой, что в ее секретере была обнаружена бумага, которая удостоверяет этот факт самым определенным образом и в начале которой стоят имена таких людей, как Воблан, Жокур и прочих.

Упомянутую бумагу зачитывают; обвиняемая продолжает настаивать, что в ее памяти не осталось, чтобы она писала что-нибудь в таком роде.

СВИДЕТЕЛЬ. — Я хотел бы, гражданин председатель, чтобы обвиняемую попросили ответить, не происходило ли во дворце, причем в тот самый день, когда народ оказал честь ее мужу, украсив его красным колпаком, тайного ночного сборища, на котором постановили погубить город Париж, и не было ли там решено также дать поручение некоему Эсменару с улицы Платриер сочинить плакаты в роялистском духе?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Мне совершенно неизвестно это имя.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не подавали ли вы девятого августа тысяча семьсот девяносто второго года свою руку для поцелуя Тассиру де Л'Этану, капитану батальона секции Дочерей Святого Фомы, говоря при этом его бойцам: «Вы честные люди, исповедующие верные принципы, и я всегда полагаюсь на вас»?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Почему вы, дав обещание воспитывать ваших детей в уважении к принципам Революции, внушали им лишь ошибочные представления, относясь, например, к вашему сыну с таким почтением, что это заставляло других верить, будто вы полагаете увидеть его рано или поздно наследником бывшего короля, его отца?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Он слишком мал, чтобы говорить ему об этом. Я сажала его во главе стола и сама подавала ему то, что в чем он нуждался.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Осталось ли у вас что-нибудь добавить в свою защиту?

ОБВИНЯЕМАЯ. — Вчера мне не было известно, кого привлекут в качестве свидетелей, и я не знала, что они покажут против меня; но никто из них не выдвинул против меня ни одного достоверного факта. В заключение я заявляю, что была лишь женой Людовика Шестнадцатого и потому мне следовало сообразовываться с его волей.

Председатель объявляет, что судебное разбирательство закончено.