Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Читаю риполовский макет «Капризы любви» (девичье название — «Лабиринт чувств») — и ошибки, ошибки… Утешило вычитанное в «Минувшем» письмо Алданова Амфитеатрову (6 дек. 1927): «Нет ничего неприятнее и досаднее для автора, чем ошибки в языке. Сам Флобер, говорят, рвал на себе волосы, когда ему указали на 11 ошибок в «Madame Bovary» — увы, это, кажется, общая участь писателей: всего не заметишь, а при чтении корректур тупеешь и ничего вообще больше не видишь…».

Вышла февральская «Работница», там моя Луна, текст на черной подложке, в диске Луны — женщина кисти Альфонса Мухи. Разворот выглядит красиво. Когда-то лазил по поэтическим книгам и собирал лунные метафоры, и вот первое явление в свет: «Медовая Луна», «Луна как женщина», «Царица Савская — Луна»… «Луна восходит на ночное небо, и, светлая, покоится влюбленно…». (Николай Гумилев). Но и строки из «Евгения Онегина»: «Кругла, красна лицом она, как эта глупая луна на этом глупом небосклоне». Ну, и, конечно, Маяковский:

В небе вон луна такая молодая,
Что ее без спутников
и выпускать рискованно…

Короче, маленький филологический этюд.

Закончил печатать Сомова — 45 стр. На очереди — Максим Горький.

14 февраля

9-го записывался в Останкино в «Утре» у Ларисы Вербицкой, два выхода, говорил о Пушкине, Пастернаке и Брехте… В гардеробе неожиданная встреча с Игорем Г. Я пытался с ним пообщаться с милой улыбкой, а он, буквально опрометью, бросился от меня, лепеча: «Я спешу… я спешу…». Вот тебе и бывший друг! Оба писали стихи, клеили девочек и мечтали стать писателями. У меня получилось, у Игоря нет, поэтому и побежал от меня: на руках нет ни одного козыря! И это было для него невыносимо. Он подавал надежды, у него была карьера, а я так — ходил в младшеньких. На Радио он был мэтром, а я — начинающий автор… Ну, да ладно: все уже в прошлом! Хотел поговорить о минувших временах, а натолкнулся не только на нежелание, но и позорное бегство…

10-го, по приглашению Хазанова, ходили на антрепризу Михаила Козакова «Паола и львы» Альдо Де Бенедетти. Депутат парламента — Олег Басилашвили, молодая «птичка» — Амалия Мордвинова, молодой драматург, пьесы которого не ставят — Игорь Золотовицкий. Яркий, бурлескный спектакль. Амалия — в блеске. Хуже всех был Басилашвили, как пыльный мешок.

В фойе встретились с Быстрицкой, я ей представил Ше: «Она вас обожает с детства!». Сказал и тут же понял, что прозвучало это бестактно.

Записывался на Радио. В библиотеке мне сказали, что по книге «Любовь и судьба» разные редакции делают свои композиции.

12-го белая «Волга» отвезла меня в Останкино. Сначала записывали министра здравоохранения, Татьяну Дмитриеву, потом меня.

Неприлично молодой ведущий Андрей Малахов спрашивал меня про пятницу 13-го февраля, насколько она страшная. Я отвечал как профессор: ничего страшного, не надо бояться… Малахов после эфира признался, что очень рад, что ему подарили такую полезную книгу, как Рюрик.

Предложил Элине Быстрицкой вместе вести ТВ-программу. Она: «О, я давно хотела вести театральную гостиную, но я в конфликтах с начальством, договоритесь сами со Швыдким!..». А я-то думал, что пробьет программу она, а я, увы, не пушкарь. Идея сорвалась…

22 февраля

Запустилась рукопись в издательстве «Современник», с Фроловым обговорили финансовые вопросы, теперь — редактор Марина Михайловна сказала, что редактировала книги Распутина и Битова, теперь, мол, вы (гордитесь?). Затем сказала, что мою рукопись прочитала взахлеб — очень эмоционально, стильно, хорошо. Но при этом предложила отсечь тему 1932 года. Полным ходом идет книга в «Радуге», а вот с Луной Литвинец никак не определится.

Пригласила к себе в гости Люда Варламова, художница из «Каприза». Показала мне много своих работ: акварель, масло, монотипии, лаковые миниатюры. Многие ее вещи напоминают Сомова и Борисова-Мусатова: дамы, веера, маски… Какой-то светлый романтизм. От художницы — в редакцию журнала «Лица» — очень хочется, чтобы взяли интервью, но насторожила фамилия главного редактора: Григорий Нехорошев. Далее, на следующий день, были походы в «Вечерний клуб», «Вечернюю Москву», отдавал материалы, получал гонорары, — это уже рутина.

А вот 20-го было что-то новенькое: в Экспоцентре, в зале конгрессов, в рамках ярмарки-продажи «Свадьба-98» был круглый стол, на котором я выступил с докладом «Ретроспективный взгляд на отношения между мужчиной и женщиной», — крупный специалист! В качестве гонорара получил большой букет цветов.

Да, забыл написать про «Современник»: я, оказывается, попал в оплот правых литературных сил (Куняев и компания), но редактор меня успокоила: вас читают, любят, читает даже… жена Зюганова. Тут я чуть не упал в обморок. И еще один прикол. Ще рассказывала Манане о своих хозяйственных подвигах: как пришлось вызывать мастера, чинить кран, а в ответ услышала:

— Как жалко Юру.

— А почему Юру? Он ничего не делал.

— Ну, он такой нежный цветочек… Ему чужие люди в доме в тягость…