Сама того не ожидая от себя, Вивиан, выходя из машины и увидев Джереми Эштона, почувствовала холодок под ложечкой. Позабыв подготовленные заранее лёгкие, ничего не значащие фразы, она вдруг запнулась на полуслове и умолкла. Он двигался к ней неспешно, с приветливой улыбкой, и взгляд его показался ей таким же ласковым, как солнечное тепло английского бабьего лета.
Позабыв, что избранная ею роль на этот день – блистательная Джин Харлоу, пленяющая мужчин одним движением ресниц и чарующим смехом, Вивиан вдруг растеряла весь свой апломб. Пока они все, не торопясь и обмениваясь по-светски пустыми приятными фразами, шли по направлению к корту, девушка была так непривычно молчалива, что Оливия принялась подозрительно на неё поглядывать.
Взгляды эти нервировали Вивиан ещё больше, чем собственное не поддающееся логике состояние.
– Что?! – наконец не выдержала она, огрызнувшись на кузину, пока мужчины шли впереди, обсуждая достоинства и недостатки ракеток различных фирм. – Со мной что-то не так? Почему ты так смотришь на меня?
Напор Вивиан смутил Оливию. Девушка остановилась, нервно перекинула длинные волосы, собранные в небрежную косу, на другое плечо, и миролюбиво ответила:
– Я хотела сказать тебе, что знаю о том, где ты взяла бумагу и карандаш для записки. Знаю и не сержусь из-за того, что ты сделала потом. Ты просто запаниковала, поэтому и решила избавиться от блокнота.
– Не понимаю, о чём ты, – холодно ответила Вивиан. – С какой это стати я должна была паниковать и избавляться от какого-то там блокнота? И о записке мне ничего не известно. Ты, по-моему, меня с кем-то спутала.
– Айрис мне тоже не очень-то нравилась, – сделала признание Оливия, доверительно понизив голос, – и я вполне могу тебя понять. Ты просто хотела уязвить её побольнее, напугать, что ли. Мне и самой это в голову приходило, но я не так быстро соображаю, – и девушка доброжелательно улыбнулась.
Вивиан высоко подняла подкрашенные карандашом брови, округлила глаза. Губы её блестели от помады, ресницы из-за туши были похожи на густые щётки с жёсткой щетиной, но, несмотря на тяжёлый броский макияж, она была по-настоящему хороша, просто ожившая рекламная афишка дорогих шоколадных конфет, да и только.
– Знаешь, в чём между нами разница? Если у меня возникает необходимость сказать кому-то о своей антипатии, то я редко даю себе труд сдерживаться. И говорю это лично, в глаза. А не пишу анонимные записки и не пытаюсь провоцировать других, как это делаешь ты. Хотя, надо признать, получается у тебя плохо, Оливия. Мой тебе совет: займись чем-нибудь другим. Ты и слепого не обманешь, изображая дружелюбие.
Вивиан недобро ей улыбнулась и прибавила шагу, чтобы догнать мужчин. Оливия проводила её задумчивым взглядом и пристыжённой вовсе не выглядела.
– Майкл, не налегайте на коктейли! Мы с вами должны разбить в пух и прах этих зазнаек! – искрящийся весельем и беззаботностью голос Вивиан вибрировал от предвкушения победы, и тёплый ветер, пахнувший морской солью, бесстыдно взметнул складки её белоснежной теннисной юбочки.
В середине осени порой выдаются по-настоящему золотые, восхитительно праздные дни. Они обычно вызывают щемящее чувство ускользающего счастья, ведь вслед за ними торопится непогода, знаменуя скорый приход зимы и превращая цветущие пастбища в равнины, покрытые, будто саваном, седой изморозью.
Быстрый ручей тоже ждут перемены. Его успокаивающее журчание смолкнет, поверхность покроется прозрачным хрустким льдом. Листья деревьев пожухнут и опадут, и их искривлённые нагие ветви будут в поисках света тянуться к низкому зимнему небу, как иссохшие руки нищего к милостыне.
Колючие злые ветры сменят дуновения солёного бриза, долетающие с побережья. Они будут завывать в дымовых трубах, бесцеремонно хватать путников за одежду, стремясь лишить спасительного тепла. Холод заключит землю в оковы, и всё вокруг надолго превратится в безжизненную пустыню.
Грейс по-прежнему сидела на поваленной скамье, у ручья, не в силах заставить себя встать и вернуться в дом. Она вяло, с сонливой медлительностью, бросала в воду камешки, а мысли её с безысходностью приговорённого вращались по кругу.
Со своего места она отлично видела дорогу, ведущую от Гриффин-холла к Эштон-хаус. Грейс не хотела признаваться даже самой себе, что отчаянно ждёт, когда на ней появится пальмерстон Джереми Эштона, но взгляд её постоянно возвращался в подъездной аллее. В воду упал коричневый буковый лист, и она загадала, что если он беспрепятственно достигнет водоворота, то Майкл вернётся в ближайшие полчаса. Листок медленно покрутился на месте, затем двинулся вниз по течению, и, когда до воронки оставалось каких-то два дюйма, напоролся на единственный выступающий камень и повис на нём жалким лоскутком.