Драма в конце истории

– Это интересный вопрос, – живо обернулся к нему Веня. – Почему мозг устает, у одних раньше, у других позже, и нужен отдых? Где его пределы? Может ли переполниться? И почему люди так бездарно расхищают время, используют только десять процентов его возможностей? Почему у одних есть расположенность и сострадание к людям, а у других нет. Можно ли уставать от чувства расположенности? Эти загадки когда-нибудь откроют.

Округлый снисходительным тоном отметил:

– Но это же дураку ясно – все зависит от воспитания!

– Это правда, дураку ясно, – способности развиваются с детства. Увы, не в вашем возрасте. Но разве вы не знаете гениев в 15 лет? А гении одной ночи? Бывает, что один человек ищет всю жизнь, а другой может все понять сразу. Дело не в воспитании, а способности найти в себе источник вдохновения. А он в открытии, что близкие бесценны, когда осознаешь, что можешь их потерять. Бесценна сама жизнь. Это открытие в себе одиночества или, по Достоевскому и Платонову – уединения, пустоты, ничто, – бунтующей пружины, выталкивающей на плато расположенности и любви. Как любовь к женщине, которая возникает из отчаяния бездомности. Я научу вас открыть в себе вдохновение жить!

– Зачем нам это? – спросил опьяневший Чеботарев, компонент эликсира в мензурке его не брал. – Мы и так любим жить.

– Мы ищем райский сад, – пояснял Веня. – В тоске по тому времени, когда кормились его плодами, не работая. Рай – это и есть чудесное пространство праздного блаженства. Изгнание из рая – это тягота труда на земле, вырывания кусков хлеба изо рта ближнего.

– А разве не достигли рая? Мы живем в конце истории.

– Да, достигли сытости и уюта, с роботами-домохозяйками, забыли описанную литературой эпоху физического истощения тела от непосильной работы на лесоповале. Но разве исчезло одиночество?

Всегда, восхищался Веня, какие-то сумасшедшие стремились вырваться из этой тяготы – искали просветления, поэзии, любви и близости между людьми. Исихасты искали фаворский свет, буддисты нирвану, исламисты рай, где будут в вечно зеленом саду ласкать шахидок, поэты и художники слушали голос Бога.

– Мы же боимся увидеть бездну, выйти из своего отвоеванного личного рая в гибельную свободу, быть ответственными за планету. Каждая семья замкнулась в своем быте, уходят в развлекательные сериалы. Людям хочется приятного, развлечения. Боятся боли, и потому не хотят слышать ближнего в горе, оставляя его наедине с собой. Страдания других убивают любовь.

– Это почему? – обиделся Батя, недопивший от сильно разбавленной эликсиром водки. – Любовь сильнее смерти.

– Что такое любовь? Поле нашего сознания делится на разные степени расположенности к ближнему.

Есть, перечислял он, естественная расположенность людей.

Например, чиновники, по своей обязанности быть расположенными, может быть и нехотя, делают положенную им часть добра, хотя и отметают то, что им не предписано. Мы считаем естественными хлопоты государства по обеспечению подданных пищей, квартирами и теплом, спасению от злодеев и наводнений, и в случае чего поддаем ему жару, требуя своего права на жизнь, потому что, кстати, сами создаем блага.

Счастливец, всю жизнь безмятежно проживший под крылом матери, а потом жены, несет в себе не замечаемую капризную расположенность к ним.

Русский в любой стране распознает своего соотечественника, и от радости облапает его и выжрет с ним бутылку.

Признательный больной, задумываясь о расходах, несет дорогой подарок своему доктору.

А за что мы так расположены к ребенку, к слабым и мудрым старикам? Почему возникает неосознанное желание помочь упавшему, когда стыдливо проходишь мимо? Есть тепло нравственного закона внутри нас!

– И в этой расположенности можно быть удовлетворенным, безбедно существовать. Однако мы чувствуем, что этого недостаточно. Как с надоевшей женой, от которой не можешь уйти из-за детей, – все же есть что-то, чтобы не быть одиноким.

Веня со значением помолчал.

– Нам хочется только любви. Близости самой интимной, когда до конца тебя понимают. Так любят только самых близких, и женщину, хотя по-другому. Да и то не духовно. То есть не хотят заглянуть в самую сумеречную бездну любимого человека, страшатся увидеть, что там место не только для них. Этого мало.

Я окосел – в эликсире много водки, что ли? Глянул назад, где пряталась хорошенькая скучающая Юля, вернее материализовал ее, она всегда разлита во мне. Почему этого мало?

Батя поднял руку актерским жестом и закричал:

– Не верю! Любовь – это конечный путь человечества! Я не согласен.

По-моему, Батя слишком трезвый, эликсир его не взял. Веня слегка взвинтился.

– Блаженный Августин хотел покончить с собой, когда умер его любимый друг. Но понял: "Разве эта печаль так легко и глубоко проникла в самое сердце мое не потому, что я вылил душу свою в песок, полюбив смертное существо так, словно оно не подлежало смерти?" Он понял, что любил истлевшее, что не покроется цветом, не умея наслаждаться тем, что за этим.