Прежде чем ответить, Дмитрий Владимирович немного промолчал, и по блеску его глаз Амалия поняла, что ее собеседник вовсе не так прост, как кажется.
– Вы имеете в виду крупные станции до и после Сиверской? – наконец промолвил следователь. – Потому что на линии есть еще и платформы, на которых останавливаются не все поезда, а также Гатчина – ближайший город.
– Да, Дмитрий Владимирович, вы верно поняли мою мысль.
– Да, я ездил в Суйду и на Дивенскую, побывал в Гатчине, а также на платформе Прибытково и еще в паре мест. – Бутурлин усмехнулся: – Признаться, госпожа баронесса, я не исключал того, что дама каким-то образом добралась не до Сиверской, а до одной из соседних станций и уехала по железной дороге, никого не предупредив. Однако нигде никто не смог ее вспомнить.
Получается, что следователь уже был осведомлен о семейных сложностях Георгия Алексеевича и не исключал того, что его супруга захотела просто-напросто его наказать, исчезнув на несколько дней. Вопрос заключался лишь в том, где именно она могла скрываться.
– В Гатчине обычно оживленно – много людей выходит, новые пассажиры садятся на поезд, – заметила Амалия. – Не думаю, что возможно отследить всех, кто там появляется.
– Разумеется, данное соображение тоже приходится принимать во внимание. Но даже если допустить, что ни кассиры, ни жандармы, ни начальник станции не запомнили Наталью Дмитриевну и она каким-то образом проскользнула незамеченной, кое-что все же придется объяснить.
– Например?
– Она вышла гулять, оставив сумку и кошелек дома. При ней не было никаких вещей, а ведь билет надо на что-то покупать.
– Она могла прокатиться «зайцем».
– Могла, но наши кондукторы имеют большой опыт в ловле данного зверя. – Бутурлин улыбнулся. – Впрочем, даже если допустить, что Наталье Дмитриевне повезло, она каким-то образом добралась до Гатчины, села в поезд без билета и никто ее не поймал, куда она могла направляться?
– У нее же есть брат, насколько я помню, – сказала Амалия. – И он живет в Петербурге. Вы уже были у него?
– Да, госпожа баронесса. Я беседовал с ним, а также с сыновьями госпожи Киреевой. Они уехали в воскресенье вечерним поездом со станции Сиверская и с тех пор не видели свою мать. Никита Дмитриевич тоже понятия не имеет, где может находиться его сестра. На всякий случай я побеседовал и с прислугой, но безрезультатно. Никто не видел Наталью Дмитриевну в Петербурге, никто не получал от нее с начала недели никаких писем или записок.
– И вы пришли ко мне, полагая, что она может скрываться у меня?
– Нет, сударыня. Однако вы общались с ней, и я хотел бы знать подробнее о ее состоянии перед исчезновением. Не угрожала ли она супругу, и наоборот, не угрожал ли он ей. Вообще, не было ли в ее разговорах чего-нибудь… настораживающего, чего-то, что в свете последующих событий кажется представляющим интерес.
– Так не годится, Дмитрий Владимирович, – сказала Амалия сухо. – Вы старательно делаете вид, что вам ничего не известно о существовании некой Марии Максимовны Игнатьевой. Вы даже ни разу не упомянули о ней, а ведь она как раз может иметь непосредственное отношение к тому, что случилось.
– Сударыня, мне известно о даме, которая живет на даче Шперера, – парировал следователь. – Простите меня, я не предполагал, что вы настолько… осведомлены.
– Вы говорили с Марией Максимовной?
– Разумеется.
– И что она сказала?
– Что ей ничего не известно и что она не имеет к исчезновению Натальи Дмитриевны никакого отношения.
– Скажите, Дмитрий Владимирович, какое она произвела на вас впечатление?
– А на вас, сударыня?
– Я даже не знаю ее.
– Ну, госпожа Игнатьева с виду вполне обыкновенная женщина, – протянул Бутурлин, и Амалия поняла, что он затрудняется подобрать любовнице Киреева точное определение. – Шатенка, тридцати четырех лет от роду, хоть и предпочитает утверждать, что ей тридцать. Не скажу, чтобы слишком умна, но определенно не глупа.
– А алиби у нее есть?
Тут Дмитрий Владимирович с неудовольствием подумал, что некоторые дамы читают слишком много романов, из которых выхватывают вот такие юридические штуковины, чтобы с ходу ошеломить ими собеседника.
– При чем тут алиби, госпожа баронесса?
– Ну же, Дмитрий Владимирович, будем рассуждать логически… Есть любовный треугольник, одна из сторон которого исчезает. Самоубийство? Мне кажется, на Наталью Дмитриевну это не очень похоже. Несчастный случай? Ее бы давно уже нашли. Тогда что – убийство? И кто в нем заинтересован? Получается, что две оставшиеся стороны треугольника первым делом попадают под подозрение.
– В тот день Мария Максимовна ездила в Гатчину и надолго там задержалась. Она искала ветеринара.
– Для кота?
– Да. – Бутурлин поглядел на свою собеседницу с интересом. – Вы утверждаете, что не знаете госпожу Игнатьеву, однако знаете, что у нее кот?
– Кота я видела, – возразила Амалия, – а ее саму – нет.
– Этого кота ей подарил Георгий Алексеевич, когда они расстались. Незадолго до того, как он и Наталья Дмитриевна переехали на Сиверскую.
– Вы нашли в Гатчине ветеринара, к которому обращалась Мария Максимовна?