Драма в Тихом океане

– Машка, наверное, проспала, – заметила с некоторым нажимом Валерия. Словно хотела сказать Анастасии: не побежишь же ты с доносом! – В последнее время она всё время квёлая ходит.

– Хотите сказать, что Рюмина болеет?

– Почему сразу болеет? Мало ли у кого могут быть недомогания…

Точно сказала вроде равнодушно, но Анастасия исподтишка за нею наблюдавшая, уловила взгляды, которым обменялись буфетчица с уборщицей. Тоже мне, секреты!

Именно поэтому она не стала докладывать капитану, а решила сама поговорить с Машей – если ей действительно бывает плохо, то необходимо отправить её домой, пока далеко не ушли.

То есть, это Анастасия на свой лад определила время нахождения в рейсе за пределами страны. Для Маши не имело принципиального значения: в какой точке океана судно находится. Найдется транспорт, до дома доехать!

И вот теперь Анастасия наверняка поплатится за свою мягкотелость. Она взглянула на часы –половина третьего, кто же это ей звонит, и тут же услышала в трубке голос капитана:

– Анастасия Львовна, извините за поздний звонок. У нас неприятности. Не могли бы вы подняться ко мне?

По отношению к её каюте, каюта капитана была на верхней палубе. Всего лишь подняться по небольшому трапу. Даже странно, что одно время она не могла этого запомнить.

– Конечно-конечно, сию минуту, – отозвалась она, мгновенно выныривая из сонного состояния и нашаривая ногами тапки. – То есть, через пять минут я буду у вас.

Не мудрствуя лукаво Анастасия влезла в спортивный костюм, в котором обычно читала, лежа на своей койке – если было не слишком жарко. На другие случаи у нее была футболка с бриджами. Прав был старпом – юбки на судне были просто-напросто неудобны. Платье она надевала, если ходила загорать. Оно было с большим декольте и снималось быстро, одним движением.

Анастасия плеснула в лицо довольно теплой водой из крана, взглянула в зеркало и слегка мазнула по губам неяркой помадой – обходиться вовсе без макияжа, даже при каких-то неприятностях, она не могла.

Капитан, полностью одетый, сидел за своим столом, такой официальный и каменно-мрачный, что Анастасия испугалась. Хотя, когда шла к его каюте, старалась убедить себя, что ничего страшного не случилось.

Страшного. Вот именно, так о происшествии подумалось, когда она взглянула на сидевшего тут же боцмана. Анатолий Григорьевич Щербоносимел вид – она даже не сразу смогла подобрать слово для определения – даже не всклокоченный, а будто пришибленный, с глазами больной собаки, взглянувший на неё с какой-то безумной надеждой. Чем, интересно, Анастасия могла бы ему помочь? Если он, конечно, не обнаружил у себя какую-нибудь неизлечимую болезнь. Но не среди ночи же…

А с другой стороны, чего гадать, когда можно просто спросить. И задним планом мелькнула мысль: что-то с Машей? Ведь именно о ней мог бы так волноваться боцман.

Странная это была пара, сведенная вместе судовыми порядками. На суше, как ей пояснили бы, – служебный роман. На судне – самые обычные отношения.

Анатолию Григорьевичу было сорок пять лет – тут Анастасия могла не гадать, у неё были заведены медицинские карточки на всех членов экипажа, а Маше – двадцать два года.

Если та была, можно сказать, куколкой, почти красавицей, то боцман – почти чудовищем. Не по характеру, конечно, нет, чисто внешне.

Анастасии обычно не нравились такие вот кряжистые мужики, с широкими накачанными плечами и короткими ногами, с густыми кустистыми бровями, под которыми прятались маленькие глаза, и ранней лысиной. С руками лопатой. Закончил он среднюю мореходку и считался одним из лучших боцманов ещё прежнего советского пароходства. Об этом ей рассказал Игорь Валентинович.

Ходил Щербонос вразвалку, как настоящий моряк. И, кроме того, порой напоминал вставшего на задние лапы медведя.

Но вообще-то Анатолий Григорьевич был моряком до мозга костей, он родился и вырос на море. Вот именно, Анастасия вспомнила, что город, в котором боцман родился – Одесса.

Матросы его любили. Правда, она не понимала, за что. Создавалось впечатление, что Щербонос – человек хмурый и неприветливый. Может, внимательный и справедливый? Иначе, чего бы моряки звали его между собой батей? Правда, это всё равно не делало его в глазах Анастасии завидным мужчиной. А уж рядом с Марией…

– Анастасия Львовна, – в лоб спросил её капитан, – дневальная Рюмина присутствовала на своем месте во время учебной тревоги?

Вот оно, несоблюдение своих должностных обязанностей. Анастасия должна была доложить об отсутствии Марии, но стала рассказывать самой себе, что это неудобно, и теперь поставила себя в дурацкое положение. Меньше всего она хотела бы выглядеть таковой в глазах Олега Николаевича.

И, вместо того, чтобы рассказать обо всем честно, она стала мямлить.

– Понимаете, Маша приходила ко мне днем и говорила…

Боцман будто сделал стойку. Напрягся, вонзил в нее свои глазки-буравчики. Как будто боялся услышать о чём-то, что и сам хорошо знал.

– Ну?

Это вперил в неё очи капитан.

Вот зачем так смотреть на женщину, чтобы у неё поджилки тряслись?

– Говорила, что не очень хорошо себя чувствует. Ну, я и посоветовала ей полежать…