Драма жизни Макса Вебера

И еще один момент в «автопортрете» мужчины Вебера: возлюбленная отождествляется у него с матерью. Любой психолог и не обязательно фрейдист с удовольствием расскажет о том, как велика роль матери в воспитании мужчины, о том, что любовь к матери – это дорожная развилка, которой не минует ни один юноша, и это если даже рассказчик не упомянет эдипов комплекс. Что уж говорить о Вебере, на котором лежит грех отцеубийства, хотя это и не буквальное и прямое, а фигуральное и трижды косвенное отцеубийство. Мать Вебера – в его воображении на этом последнем году его жизни – «юная и несказанно прекрасная безгранично любимая мать». Трудно сказать, насколько красивой была реальная мать Макса фрау Елена Вебер, урожденная Фалленштайн; фотографические портреты того времени не только в силу качества, но и стиля съемок вряд ли могут дать об этом адекватное представление. Кажется, что она была высокой и статной женщиной, известно также, что она была строгой и высокоморальной особой, воспитывающей сына в духе строгой дисциплины и протестантской морали. Она очень любила своего «большого», и он отвечал ей тем же. Мы говорили, что после женитьбы у Вебера оказались две матери (с. 63): одна – Е лена, а другая – Марианна, теперь можно сказать, что Эльза стала в некотором смысле третьей матерью, и с Эльзой нашла свое полное воплощение подлинная структура эдипова комплекса – Макс Вебер наконец-то сделал свою мать своей возлюбленной. Вряд ли он сам об этом догадывался, но чтобы понять это, мы и читаем письма Вебера к любимой им Эльзе. Но читаем дальше.

Ах да – работа. Это как будто капюшон надет на голову, а я ни словом, ни жестом не могу показать, что́ раскаленно и остро живет внутри, но тогда оно едва живет. О да, тогда и глаза смотрят на мир иначе: объективно, напряженно, отвлеченно. Но это невозможно вынести и исполнить без постоянного живого чувства, что миг – и ты уже в прекрасном или так близко к нему, что через несколько часов передашь себя в ее руки, которые гладят, щиплют, шлепают или дают целовать, дают умереть в излиянии того, что живет под коркой лавы, и срывают шапочку с головы – но не для полета вдаль, а для полета к «берегам твоих губ» (MWG II/10, 808).