Но это знаменитое письмо от 14 января 1919 г. не исчерпывается ратификационной грамотой. За ней следует еще один абзац. Итак, пишет Вебер, завершив изложение параграфов договора, «результат примерно таков: в „Айвенго“ есть некий пастух с железным кольцом на шее, на котором выгравировано „этот пастух принадлежит Седрику – вождю саксов“. Ну а я ношу невидимый ошейник с надписью, гласящей: „этот ткач льна является собственностью высокородной Эльзы фон Рихтхофен“. Это на случай, если некто начнет перед дикой гордой дочерью рыцаря-грабителя разыгрывать роль „глубокоуважаемого профессора“ <…> И чем надменнее ты будешь удерживать меня этим ошейником, тем крепче он будет становиться – да и что за глупостью было бы предать тебя (Ты это знаешь!) – и тем радостней мне будет его носить» (MWG II/10, 391–392). Эта и многие другие фразы из писем Вебера Эльзе Яффе дали некоторым комментаторам, в основном психологам и журналистам, основание говорить о мазохизме
Вебера. Конечно, ошейник ведь является неотъемлемой деталью какого-нибудь мазохистского набора из секс-шопа. Не хватает только кнута и кожаных трусов для до́мины. На самом деле роковая страсть Макса Вебера – это по разряду не сексопатологии, а социологии господства.Недостающее звено
Как мы уж знаем, господство, по Веберу, это вероятность того, что некоторая группа людей будет повиноваться некоему приказу или приказам.
Каждому подлинному отношению господства свойствен определенный минимум желания подчиниться, а следовательно, внешней или внутренней заинтересованности в подчинении. Я не вижу логической необходимости говорить применительно к господству только о господстве над группой людей. Господство может быть и по отношению к индивидууму. Так, любое эротическое взаимодействие предполагает господство одного члена отношения над другим. Это показано Вебером в «Промежуточном рассмотрении». Я уже цитировал его замечательный анализ эротического неравенства и господства. Всякая этика религиозного братства, пишет Вебер, считает, что чем сублимированнее эротические отношения, тем сильнее они особо изощренным образом обречены на брутальность. «Она (этика) неизбежно воспринимает их как борьбу, но не только и не столько из-за ревности или соперничества с кем-то третьим, сколько из-за глубоко скрытого, поскольку никогда не замечаемого самими участниками, изнасилования души менее брутального партнера, как изощренное, симулирующее человечнейшую самоотдачу, наслаждение самим собой в другом» (с. 268). Надо только, читая эти потрясающие, на мой взгляд, строки, постоянно мысленно добавлять, что изнасилование души другого (в силу имитирующего самоотдачу «наслаждения самим собой в другом») одним из партнеров сопровождается радостным принятием этого «изнасилования» другим партнером. В случае господства – в отличие от отношения просто «власти» (с. 246) – тот, кто господствует, и тот, кто подчиняется, суждены друг другу. Мотивам господства у одного соответствуют мотивы подчинения у другого. Каковы эти мотивы, имеют ли они чисто гедонистический характер или варьируют в соответствии с разными социальными контекстами и социальными позициями участников любовных связей, может быть, должны сказать психологи, в частности исследующие так называемое субмиссивное поведение.Любое эротическое отношение есть отношение господства, чем оно отличается от отношения власти, с одной стороны, и от отношений братской любви – с другой, как показывает Вебер в «Промежуточном рассмотрении». Еще можно сказать, что эротическое господство как «изнасилование души», по Веберу, всегда достаточно брутально, хотя и отличается от просто изнасилования как принуждения к сексу, с одной стороны, и от ненасильственного взаиморастворения душ мистической любви, по П. Тиллиху (с. 267), – с другой. Эротическое господство – это недостающее звено
или недостающая ступень в восхождении от анимального секса к так называемой платонической любви или к мистической братской любви. Собственно, каждая любовная страсть есть отношение эротического господства. Такова же и страсть, соединившая Макса Вебера и Эльзу Яффе.Детали страсти