Дорогой Отто, я не хотела бы давать Тебе основания для оправданного упрека в том, что «мы»
не отвечаем на Твои письма <…> О Фриде я ничего сказать не могу, спрашивай сам, ты же сам знаешь, как тяжело любому другому тебя понять. Ты не должен поэтому в том, что я пишу, видеть, будто это непрямым образом исходит от нее <…> Я охотно тебе признаюсь, что я сначала решила, что нужно тебя как-то принудить прервать отношения с Регой У. (Регина Ульман (1884–1961), швейцарская поэтесса, родившая дочь от Отто Гросса. – Л.И.), сейчас, однако, я вижу конфликт иначе: эти отношения, твоя (мы не можем истолковать это иначе) беспощадность к Фриде – все это симптом глубоких изменений, происходящих в твоей натуре. Фриделе была совершенно права, когда летом мне говорила: разве ты не видишь, что Отто – пророк, для которого только одно значимо – кто не со мной, тот против меня. Теперь этот пророк сжег, так сказать, в своем огне последние остатки человека Отто и отнял у него способность любить человека, индивидуума, индивидуально, приспособляясь к его своеобразию. Это старая, старая история – ведь тот другой пророк (Христос. – Л.И) сказал о своих братьях: у меня нет братьев – вы (ученики) мои братья! Для тебя есть теперь (кое в чем так и было всегда) только последователи твоего учения, а не определенная женщина, любимая только потому, что она такая, какая есть, то есть в ее индивидуальности <…> Осталось только верить, что женщина откажется от себя как личности в любви и полностью охваченная священным пламенем пойдет на любые жертвы, чтобы быть возле того, в чью цель она верит. Если бы только ты сам мог верить в эту цель полностью, Отто! Если же она не может верить полностью, она могла бы, наверное, ради своей собственной любви остаться с людьми. Но сможет ли пророк это вынести, не сражаясь постоянно за ее душу, не исчерпав самого себя в этой борьбе? <…> Кажется, еще и потому бессмысленно жертвовать чем-то тебе и твоему делу, что ты сам в бессмысленной ненависти к своему здоровью разрушаешь собственную способность чего-то достичь. Мы ведь даже не знаем, как многое из того, что делает твои идеи для нас неприемлемыми – нежелание критики, полное отсутствие нюансировки и способности различать оттенки в людях, – в конечном счете идет от морфия <…> Я печалюсь, Отто, когда думаю о тебе <…> Твоя Эльза.