Драматическая миссия. Повесть о Тиборе Самуэли

— Штромфельд тоже недоволен Поганем, не может сработаться с ним, — сказал однажды Самуэли Лейриц. — Он считает недопустимым и волокиту, и его властный тон, не терпящий возражений, и стремление подмять всех…

Тибору не приходилось близко сталкиваться с Аурелом Штромфельдом, но он хорошо знал этого статного, широкоплечего богатыря с приветливой улыбкой. Полковник генштаба старой армии, возможно, что именно он, Штромфельд, был в начале мировой войны начальником штаба группы войск, в состав которой входил пехотный полк, где служил Самуэли. Вот почему, выслушав Лейрица, Самуэли хмуро сказал:

— Одно дело, когда мы, товарищи по партии, критикуем Поганя, но когда позволяют себе это военспецы… Если им не нравится Погань — пусть уходят.

Лейриц предостерегающе усмехнулся:

— Если Штромфельд и в самом деле уйдет, это будет для нас невосполнимой потерей. Этот человек еще 20 марта был статс-секретарем министерства обороны. Крупный военный специалист, он считал, что только рабочий класс способен защитить страну. Мнение Штромфельда, пользующегося среди военных большим авторитетом, сыграло немалую роль в том, что министр Бём выступил за объединение рабочих партий.

— Вот, значит, какой он человек! — одобрительно воскликнул Самуэли.

— Знаешь, мне кажется, что Штромфельд — единственный человек, который сможет создать боеспособную Красную Армию. Солдат до мозга костей, порядочный человек, он не терпит никакие происки реакции.

Самуэли задумался. Не переоценивает ли Лейриц достоинств Штромфельда?

Тибор любил Лейрица и доверял ому. Ведь если бы не Лейриц, неизвестно, остался ли жив Тибор там, в Соликамском лагере, когда его избивали офицеры.

Они не виделись давно, и вот судьба снова свела их. Но, может быть, в данном случае Лейриц преувеличивает?

— Ты давно знаком с ним? — спросил Тибор.

— Еще до войны знал. Мы вместе служили в Военной академии Людовика. Он был старшим преподавателем, а я — ассистентом при кафедре. Такими людьми, Тибор, нужно дорожить, не отпускай его ни в коем случае и, если можешь, огради от всяких нападок.

С тех пор Самуэли стал искать случая лично познакомиться со Штромфельдом, прислушивался к мнению о нем товарищей и сослуживцев. А мнение о Штромфельде было самое лестное: талантлив, выдержан, образован, по-настоящему добр.

Однако первое впечатление Самуэли не совсем совпало с общим мнением. Разочаровывало отсутствие у Штромфельда четких политических взглядов. Социал-демократом он стал по искреннему убеждению, но вряд ли мог стать со временем приверженцем куда более радикальных взглядов. Впрочем, он сам откровенно признавался в этом. В принципе он ничего не имел против коммунизма, но понимал его упрощенно: безукоризненная честность, высокая идейность, умение подчинить личные интересы общественным. А раз так, рассуждал он, то к коммунизму можно прийти без классовой борьбы. «Его ученики явно переросли своего учителя, — с грустью думал Самуэли, слушая рассуждения Штромфельда. — Что же касается военного дела, тут он, бесспорно, крупнейший специалист Венгрии. Его прямоте и честности нельзя не верить. И в час суровых испытаний на него можно будет положиться».

Самуэли делал все, чтобы Штромфельд продолжал работать в наркомате, чтобы его опыт и знания служили делу пролетарской революции. Но неожиданно разразился скандал, вызванный стилем работы Поганя. О разногласиях в руководстве наркомата стало известно Правительственному Совету.

Свою точку зрения Самуэли откровенно высказал на заседании Совета. Бём, сидевший рядом с ним, внимательно слушал и одобрительно кивал головой, но точно так он реагировал и на выступление Поганя. Потом, получив слово, он с наигранной улыбкой, витиевато-вежливо заявил, что основная причина разногласий — нетерпимость и неуживчивость Тибора Самуэли. Намеренно искажая факты и допуская явные передержки, он то и дело бросал в сторону Самуэли сочувственно-фарисейские взгляды, утверждая, что говорит из добрых побуждений, желая помочь. Разглагольствования Бёма казались настолько убедительными, что лишь немногие члены Правительственного Совета раскусили казуистические изощрения старого политикана.

— Социал-демократы стоят горой друг за друга, — с горечью сказал Самуэли Бела Куну, подойдя к нему в перерыве. — Как горячо заступаются они за Поганя!

И как люто ненавидят меня! Лучше бы меня послали командовать какой-нибудь воинской частью, все равно ко мне будут придираться, ставить каждое лыко в строку.

— Полноте! — недоуменно посмотрел на него Кун. — Я не понимаю вас, Тибор. Вы прирожденный политик, истинный революционер, а к дипломатии у вас нет никаких склонностей!

— Бём превратно истолковал мое выступление.

— И тем не менее он Поганя не любит больше, чем вас. По-видимому, он хочет воспользоваться случаем и устранить соперника. Ведь Погань занял облюбованный Бёмом пост наркома по военным делам.

Но поскольку мы подвергли Поганя суровой критике, ему выгоднее обрушить нападки на вас. Не то, неровен час, вы смените Поганя. Неужели не видите, Тибор, для кого Бём таскает каштаны из огня?..