Я попросил моих товарищей по несчастью расчистить мне место, чтобы я мог, забившись в угол и положив лист на колено, составить настоятельную записку в
Наблюдательный комитет мэрии. Г-н
Тьерриснабдил меня бумагой, г-н
Аффриссудил свой портфель, который послужил мне письменным столом. Юный
Монморен, сев на пол, подпирал этот портфель, пока я писал. Г-н
Толлендальспорил с аббатом
де Буа-Желеном; г-н Жибе глядел, как я пишу; г-н
Ленуаргорячо молился, стоя на коленях; а я писал мою жалобу, проникнутую чувством собственного достоинства, быть может, —
увы! — в большей мере, нежели это было терпимо в то время. Я делюсь этим соображением только из уважения к
Лекуантру, который уверял вас, о граждане! что я
проявил низость в моих записках об этом ужасающем деле!Вот она, моя низость, обращенная к тем, кто приставил нож к моей груди.
«Господам членам Наблюдательного комитета мэрии.
Сего 28 августа 1792 года.
Господа!
Собрав воедино то немногое, что я мог узнать в недрах моего заключения о принявших такую широкую огласку причинах моего
странного ареста, я рассудил, что пламенное желание видеть наконец доставленными во Францию шестьдесят тысяч ружей, приобретенных мною в Голландии и уступленных правительству, заставило вас поверить в гнусные обвинения нескольких клеветников, столь же
трусливых, сколь и мало осведомленных о том, насколько я сам заинтересован в том, чтобы доставить вам эту подмогу.Но, оставляя в стороне мои собственные интересы как купца и патриота и исходя только из выдвинутых обвинений, позвольте мне снова заметить вам, господа, что обращение со мной
идет вразрез со всяким смыслом и вредит тому, ради чего вы, по вашему утверждению, действуете.Разве не является самой неотложной задачей проверить факты и достичь полной ясности, чтобы вы могли тем самым определить вашу собственную позицию и судить о моей?Вместо этого, господа, я вот уже пять дней таскаюсь из
темного коридора мэрии в гнусную тюрьму Аббатстваи обратно, и до сих пор никто не допросил меня с пристрастием о фактах такой важности, хотя я не перестаю вас о том просить, хотя я принес и
оставил в вашем комитете портфель, содержащий документы, которые полностью меня оправдывают, восстанавливают мою гражданскую честь и одни только указывают, что надлежит делать, чтобы добиться успеха!Меж тем мой дом, мои бумаги были обысканы, и самая суровая проверка не подсказала вашим комиссарам ничего, кроме лестного для меня свидетельства!
Печати с моего имущества были сняты;и только я сам остаюсь опечатанным в тюрьме, неудобной и нездоровой из-за чрезмерного притока заключенных, которых сюда сажают.Будучи вынужден, господа, дать нации самый строгий отчет о моем поведении в этом деле, обернувшемся так неудачно
только по вине других, я имею честь предупредить вас, что ежели вы отказываете мне в справедливом согласии выслушать мои доводы в собственную защиту и вернуть мне возможность действовать,
я буду принужден, к моему глубочайшему сожалению, направить в Национальное собрание открытое письмо с обстоятельным изложением фактов, подкрепленных, все до одного, безупречными и неопровержимыми документами, которого будет более чем достаточно для моего оправдания; однако сама гласность моей защиты окажется смертельным ударом по успеху этого огромного дела.Содержание меня в тюрьме, под секретом, никого не избавит от моих настойчивых жалоб, поскольку моя записка уже находится в руках нескольких друзей.