Он выходит. Г-н Панис, потирая голову в некотором замешательстве, говорит мне:
— Я весьма удручен, сударь, но я не могу освободить вас. На вас поступил новый донос.
— Какой, сударь, скажите, я немедленно дам разъяснения.
— Я не могу этого сделать; достаточно одного слова, одного знака кому-нибудь из друзей, ожидающих вас снаружи, чтобы свести на нет результаты предстоящего расследования.
— Господин председатель,
пусть велят уйти моим друзьям: я добровольно подвергаю себя заключению в вашем кабинете вплоть до окончания расследования; быть может, я смогу помочь тому, чтобы оно было проведено быстрее. Скажите мне, о чем идет речь.Он посоветовался с присутствующими и, взяв с меня честное слово, что я не выйду из кабинета и не стану ни с кем тут разговаривать, пока они все не вернутся, сказал мне:
— Вы отправили
пять сундуков с подозрительными бумагаминекоей президентше, проживающей в Марэ, в доме номер пятнадцать по улице Сен-Луи; отдан приказ пойти за ними.— Господа, — сказал я, — выслушайте меня. Я охотно жертвую бедным все, что будет найдено в пяти указанных сундуках, и
отвечаю головой за то, что в них не будет обнаружено ничего подозрительного; точнее, я заявляю перед вами, что в доме, вами названном, нет никаких сундуков, принадлежащих мне. Однако в доме одного из моих друзей на улице Труа-Па-вийон действительно находится связка документов: это денежные бумаги, которые я спас, будучи предупрежден о том, что
в ночь с девятого на десятоеавгуста мой дом будет разграблен, о чем я сообщил письмом господину
Петиону
[90]. Пока пойдут за пятью сундуками, пошлите также за этой связкой, слуга моего друга выдаст ее по этому распоряжению; вы просмотрите ее. Еще один сундук с бумагами и старыми счетными книгами был у меня украден в тот самый день, когда эта связка была вынесена из дому; можете известить об этом барабанным боем: больше я ничем не могу вам помочь.Все это было выполнено.
Мне выдали свидетельство, за подписью всех этих господ, не учитывавшее, однако, результатов осмотра сундуков и связки.Эти господа собрались пообедать, с тем чтобы вернуться к моменту доставки сундуков; я должен был остаться под арестом в кабинете с одним из чиновников, которому была поручена охрана.
Они уже выходили, когда ворвался весьма разгоряченный человек с перевязью и сказал,
что у него в руках доказательства моей измены, моего чудовищного намерения передать шестьдесят тысяч ружей,
уже мне оплаченных,
врагам отечества.Он пришел в бешенство от того, что мне выдали свидетельство о благонадежности. Это был г-н
Кольмар, сообщник моих
«австрийцев»и сверх того автор доноса на меня.— Вы видите, господа, — сказал я спокойно, —
что этот господин совершенно не в курсе дела, о котором говорит. Он всего лишь эхо Ларше и Константини.Тот накинулся на меня с бранью, говоря, что я отвечу головой.
— Пусть так, — сказал я ему, — только бы не вы были моим судьей!
Все ушли. Я остался в кабинете, печально размышляя о странностях моей судьбы. Мою связку принесли, о пяти сундуках не было ни слуху ни духу! Что же мне сказать вам, французы, читающие меня! Я пробыл
там тридцать два часа, так никого и не дождавшись. Чиновник, уходя спать, сказал, что не может оставить меня одного на ночь в кабинете. Он вновь выставил меня в темный коридор; если бы не жалость служителя, бросившего мне на пол матрац, я так и простоял бы всю ночь, умирая от усталости и ужаса.Прошло тридцать два часа, но поскольку никого все еще не было
, муниципальные чиновники, проникнувшись ко мне сочувствием, собрались и сказали мне:—
Господин Панис не возвращается, возможно, у него какие-нибудь затруднения.При осмотре сундуков у президентши, где их оказалось восемь или девять, обнаружилось, что в них лежит тряпье
монахинь, которых она приютила. Нам известно, что вы неповинны в преступлениях, в которых вас обвиняют. В ожидании, пока комитет вернется, мы из жалости отпустим вас спать домой. Завтра утром ваша связка будет просмотрена, и вы получите
окончательное свидетельство.Я сказал моему слуге, который был в слезах:
— Ступай приготовь мне ванну: вот уже пять ночей, как я без отдыха.