Если Вы найдете возможность назначить мне встречу на сегодня, Вам удастся, быть может, предупредить
нежелательную огласку, с помощью которой хотят решительно пресечь доставку наших ружей. Вас об этом весьма серьезно просит, сударь, Ваш верный слугаПодпись:
Бомарше».
Я приложил к письму вышеприведенное пространное письмо г-на де Лаога о нашем деле, а также мой гордый ответ посланцу
Константини.Никакого ответа.
19-го, 20-го, 21-го и 22-го я являлся к министру по два раза в день, наконец после восьми напрасных хождений за четыре дня, каждое из которых составляло туда и обратно около двух миль, я передал через привратника вторую записку; возвращаясь домой, я думал: если министрам доставляет удовольствие
их недосягаемость, горе людям, которые за ними гоняются!
«22 августа 1792 года.
Бомарше приходил в воскресенье, позавчера, вчера и сегодня, дабы приветствовать г-на
Лебренаи напомнить ему, что
залог, обещанный г-ном Дюрвеем, все еще запаздывает и что Бомарше, со своей стороны, пребывает по-прежнему в неведении относительно
судьбы г-на де Лаога: подобно героям Гомера, он, сражаясь во мраке, молит всех богов вернуть ему свет, чтобы понять, как должен он поступить с той долей блага, которую вот уже пять месяцев он обязался добыть для отечества, что неизменно наталкивается на препятствия.Он свидетельствует свое почтение г-ну
Лебрену».
Никакого ответа.
Я перестал туда ходить. Я не мог разгадать, как решили министры судьбу
де Лаога, получив мое резкое письмо, и сгорал от нетерпения в бессильном бешенстве. От
Константинине было никаких известий, если не считать бранного письма, на которое я ответил, что он мне
жалок.Господин
Кристина, депутат от Гавра, уведомил меня письмом, что его курьер отбыл в этот порт и что дело о выезде г-на
де Лаогабыло рассмотрено
исполнительной властью, однако решение ему неизвестно; я говорил себе в ярости: они так и не занялись этим всерьез, отправили, наверное, выжидательное письмо, какой-нибудь ничего не значащий ответ — и мы снова теряем время. Простите мне, читатели! Они этим занимались, и весьма усердно; вот тому доказательство, не оставляющее сомнений; никто не предполагал, что мне удастся его когда-нибудь заполучить.Двадцать второго августа приходит отчаянная записка от Лаога:
«Посылаю Вам, сударь, на обороте письма копию ответа министра внутренних дел
по поводу паспорта.Мне остается только положиться на Ваше решение, как теперь держаться; в ожидании его я наберусь терпения и останусь здесь, не двигаясь с места.
Подпись:
Лаог».
Я переворачиваю его письмо и читаю нижеследующее:
«Копия письма министра внутренних дел гаврскому муниципалитету.
Сего 19 августа 1792 года.
Господа, Национальное собрание переслало мне письмо, которое вы написали вчера его председателю, посылая ему паспорт г-на де Лаога.
Оно уполномочиваетменя сообщить вам, чтобы вы оставили упомянутое лицо на свободе и выдали ему, если оно того пожелает, паспорт
(угадайте, о читатели, какой!)
внутренний, но ни в коем случае не выдавали паспорта
заграничного. Относительно пакета, адресованного г-ну
де Мольду, Собрание распорядилось, чтобы он был переслан мне.Подпись:
Ролан, министр внутренних дел».
Я подскочил зайцем, которому дробь попала в мозг, увидев, что Национальное собрание послало чудовищное распоряжение не выпускать Лаога. Потом, придя в себя, сказал с горьким смехом:
—
Черт побери! Я и забыл, что наши друзья опять на коне! Собрание тут ни при чем, это — они. Вот первый результат.
Нашей Франции больше не видать ружей!Теперь, мои читатели, успокойте ваши нервы, разбираясь вместе со мной, беднягой, в этой новой загадке! Как же вышло, — говорил я себе, — что после того, как с главного обсуждения Национального собрания было снято из осторожности все относящееся к этому делу, чтобы не дать пищи недоброжелательству голландцев, которые могли бы понять, насколько оно заинтересовано в оружии, — как же после этого Собрание могло
отдать распоряжениеминистру внутренних дел
(а он говорит об этом в своем письме гаврскому муниципалитету), чтобы он запретил г-ну де Лаогу выехать в Голландию для исполнения его миссии?Все это вероломный умысел!