Я села за руль автомобиля и первые четыре года ежедневно возила Машу в школу и забирала её по окончании уроков, два раза в неделю приходилось привозить её в школу ещё раз на занятия по специальному предмету - музыке. К 1978 году мои поездки стали более редкими и приходилась на те дни, когда у Маши была специальность, и мне хотелось сберечь ей время и силы, растрачиваемые на дорогу. И вот в одну из этих уже редких поездок за Машей в школу я свернула с Садового кольца не на улицу Чехова - по обычному многолетнему маршруту, а на улицу Каретный ряд, переходящую в улицу Петровку. Совершенно не припомню, почему мной был сделан этот поворот, но именно в ту минуту, когда я повернула с Садового кольца, я заметила стоявшего у дорожного бордюра нашего прославленного дирижера Евгения Федоровича Светланова. Было понятно, что он высматривает такси, и я притормозила, вышла из машины, представилась и предложила подвезти его, куда ему надобно, инстинктивно чувствуя, что его поездка будет в пределах Центра и я ещё успею в школу к Маше. Фамилию моего мужа Евгений Федорович не только слышал, а и был лично знаком с ним по совместным застольям в Доме творчества композиторов в Рузе, поэтому он доверчиво сел рядом со мной. Оказалось, что нам действительно по пути, потому что он торопился на репетицию на фирму грамзаписи "Мелодия". У кого что болит, тот о том и говорит, а у меня болела и душа, и голова от расстройства из-за невозможности найти партитуру драматории. Поэтому я не могла развлекать досужими разговорами своего знаменитого попутчика в считанные минуты нашей короткой совместной поездки, а просто и бесхитростно поделилась с ним наболевшим, горестным, рассказала, что, разыскивая партитуру драматории, побывала и в обслуживающей его оркестр библиотеке Московской филармонии. Через несколько минут Евгений Федорович, поблагодарив и попрощавшись, вышел у ворот студии, а когда я вернулась с Машей домой, мне позвонил инспектор его оркестра и сообщил, что партитура драматории нашлась на антресолях в квартире у Евгения Федоровича, и я могу созвониться с его женой, подъехать и забрать партитуру, Незабываемо и неописуемо словами радостное волнение, с которым я взяла в руки партитуру - найденные несметные сокровища вряд ли обрадовали бы меня сильнее. Уже дома, бережно рассматривая партитуру, узнавая страницы, где ноты были обведены моей неуверенной, не привыкшей к их написанию рукой, я впервые задумалась о роли провидения в жизни Алемдара. Что было бы, если бы я оказалась у большого углового дома на повороте с Садового кольца на Каретный ряд, где в то время жил Е. Ф. Светланов, на несколько даже не минут, а секунд раньше, когда Светланов ещё не вышел из своего подъезда и не пошел к бордюру дороги, или же на несколько секунд позже, когда он уже уехал бы в такси? Партитура драматории продолжала бы безнадежно пылиться на антресолях квартиры, которую он впоследствии покинул, разведясь с женой, и, возможно, при очередной генеральной уборке была бы выброшена ею в мусорный контейнер, как невостребованный, ненужный хлам? Нет. Я никогда не думала, что моя встреча со Светлановым была просто делом случая - только провидение могло с такой сверхточностью вмешаться и разрешить подобным сверхъестественным образом злосчастную ситуацию с исчезнувшей партитурой.
Мой муж Евгений Павлович, на протяжении многих лет постоянно опекавший Алемдара, заботившийся о периодической продаже его симфрний в министерства культуры, и на этот раз принимал живейшее участие во всей подготовке к исполнению драматории. Именно он посоветовал пригласить для исполнения труднейшей партии чтеца такого замечательного поэта, как Евгений Евтушенко, и взял на себя все переговоры с ним, рассчитывая на свое обаяние и личное знакомство с поэтом при успешной работе над песнями к кинофильму "И это все о нем", ставшими к этому времени очень популярными, особенно задушевная "Ольховая сережка". Евгений Павлович поехал в Переделкино к Евгению Александровичу и сразу получил его согласие, хотя фамилии дирижера Константина Кримца и композитора Алемдара Караманова были ему, как и остальным москвичам, абсолютно незнакомы. Впоследствии выяснилось, как безмерна любовь Евгения Евтушенко к поэзии Маяковского, как великолепно он знает все его творчество.