Драматургия ГДР

Ш т и б е р. Он присягнул в магистрате на Марлборо-стрит. Принесите кофе! Пришлось присягать дважды. Что же, господин Маркс, вы приняли вызов. Но берегитесь. В Лондоне вы что-то значите, а здесь вы ничто. Философ, щелкопер, нищий безбожник! Стоит мне пальцем пошевельнуть… Жрет книги вместо колбасы, носового платка не имеет, а туда же — мир исправлять, Пруссия ему не нравится! Знаете, Гольдхейм, если Флери не привезет ничего существенного, больше одной-двух присяг в день я приносить не смогу.

Входит  Г р е й ф.

Грейф! Он с вами? Почему вы его прячете? Где вы его прячете? Почему вы молчите? Флери, вы достаточно меня морочили. Выходите! Дорогой Флери, умоляю вас! Я повысил ваши командировочные. Грейф! Где Флери?

Грейф разводит руками.

С каким материалом приходится работать прусской полиции! Сто Флери за одного перебежчика от Маркса! Ренегата бы! На такого можно положиться. Любое задание выполнял бы на совесть. И не привередничал бы. А какая у подобных личностей сила воображения! Допустим, недостатки и у них бывают. Каждый мнит себя примадонной, слишком много болтает, не всегда осмотрительно действует, порой излишне горячится. А сколько у них гонора! Вечно они обижены. Вечно недовольны, что их мало ценят. Направо и налево объясняют, почему сбежали. А их никто слушать не хочет. Но что значат эти мелкие недостатки по сравнению с потрясающей готовностью взяться за любое дело! Меня, например, никакая присяга не испугает. Ренегата бы! Нам остается только одно. Грейф, вам придется выступить свидетелем. Скажете, что по моему поручению вы ездили к полицейскому агенту Флери, район Кенсингтон, Лондон, Виктория-Роуд, семнадцать, который передал вам книгу протоколов. Флери сознался, что купил книгу у одного из членов партии Маркса по имени Х. Либкнехта. Имеется расписка. Вы эту расписку видели, как чиновник прусской королевской полиции ознакомились с ней позавчера, около четырех часов пополудни. Содержащиеся в книге протоколы, несмотря на некоторые неточности, являются достоверными. Но сама она не является подлинной книгой протоколов, это, скорее, записная книжка о событиях, происходящих в кружке Маркса. Присягнете. Поймите, Грейф, мне не остается ничего другого. Наше положение самое незавидное. И никакого спасения. Нам, полицейским, приходится защищать суды от демократии. А кто защитит от суда нас? (Плачет.)

Входит  Х и н к е л ь д е й.

Х и н к е л ь д е й (кладет руку Штиберу на плечо как господь бог). Послушайте, Штибер. Сейчас здесь появятся присяжные. Уже появились. Подайте мне руку.

Хинкельдей и Штибер обмениваются рукопожатиями. Лица присяжных, проходящих мимо Штибера и Хинкельдея, выражают удовлетворение. Штибер использует благоприятный момент.

Ш т и б е р. Каким только нападкам, унижениям и оскорблениям не подвергался я в этом суде! Лжесвидетельство, заведомо ложные обвинения, подделка протоколов. Мое прошлое было облито грязью, как будто я не представляю здесь государство и корону.

Х и н к е л ь д е й. Хорошо, Штибер, продолжайте в том же духе. (Уходит.)

Ш т и б е р. И в чем только не сомневались? Даже мое имя обливали грязью. Я назвался Шмидтом? Да, я называл себя Шмидтом и горжусь, что под этим старым немецким именем я воздвигал преграды на пути коммунистов в Пруссии, во всей Германии, в Европе. И я знаю, что господа присяжные заседатели готовы и вправе по достоинству оценить мои действия и обвинить этих людей, которые (читает по бумажке) «хохочут во все горло, когда священников обоих вероисповеданий, связанных одной веревкой, ведут на эшафот, как жалких животных, и упиваются их криками о помощи и сострадании». О, как я рад, что борюсь против этих недостойных людей!

КАРТИНА ПЯТНАДЦАТАЯ

Комната свидетелей.

Ч е т в е р т ы й  п р и с я ж н ы й. Прошу сформулировать обвинение.

П е р в ы й  п р и с я ж н ы й. Признаются виновными в том, что вместе со многими другими лицами задумали и подготовили акцию, цель которой состояла в следующем: во-первых, насильственное изменение государственной конституции; во-вторых, подстрекательство граждан к вооруженной борьбе с королевской властью и друг с другом вплоть до гражданской войны.

Л и б е р а л. Как человек либеральных убеждений, должен заметить, что к обвиняемым применялись самые постыдные, сомнительные и безнравственные средства воздействия.

В т о р о й  п р и с я ж н ы й. На меня большое впечатление произвела поддержка, которую полицай-президент оказывал доктору Штиберу.

Л и б е р а л Из-за какой-то крошечной партии правительство рискует своим европейским престижем.

Т р е т и й  п р и с я ж н ы й. Вы не обращаете внимания на некоторые очень серьезные обстоятельства.

Ч е т в е р т ы й  п р и с я ж н ы й. Ставим на голосование вопрос о виновности!