Драматургия Югославии

Феферона не удостаивает Мойше ответом. Она подходит к изголовью Йойо. Мойше напряженно следит за каждым ее движением.

Ф е ф е р о н а. А почему покойник не в гробу?

З о л а. А у нас его нет.

Ф е ф е р о н а (с издевкой). Прекрасно. Вы победили в этой войне, и у вас нет даже гробов для ваших покойников. (Смерив их презрительным взглядом, направляется к выходу.)

З о л а (хватает некролог и преграждает ей путь). Я хотел спросить… Где я могу это вывесить?

Ф е ф е р о н а. Нигде. Вешать на стены объявления запрещено!

З о л а (обиженно). Это не объявление, а некролог.

Ф е ф е р о н а. Некролог? Чушь! Да если бы мы вешали некрологи обо всех, кто здесь умер, у нас все стены были бы покрыты обоями из таких каракулей. (Направляется к выходу. У дверей снова оборачивается. Свысока.) Запомните: здесь госпиталь, а не приют для душевнобольных! (Удаляется энергичными шагами.)

З о л а (обозленно). Она над нами издевается!

М о й ш е (очень спокойно). Даже бог тяжело переносит свои поражения, а разве людям это легче?

ЭПИЗОД ТРИНАДЦАТЫЙ

Маленькая, с низким потолком комната на чердаке, свет, едва проникающий в небольшое окошко; комната убрана, но обставлена более чем скромно: железная кровать, покрытая одеялом, столик, платяной шкаф, истертое кресло, на стене — маленькая полка.

В кресле, откинувшись на спинку, сидит  Н а н и т а, а  С и п к а  сидит на полу у ее ног.

Н а н и т а (грустно). Когда-то и у меня была служанка… большая квартира… хорошая мебель… много платьев…

С и п к а. Ты была красивая?

Н а н и т а (гордо). Очень.

С и п к а. Да ты и сейчас недурна. У тебя глаза красивые. (Неуверенно.) Или я тебе это уже говорил?

Н а н и т а (улыбнувшись). Говорил.

С и п к а. А про волосы?

Н а н и т а. Говорил.

С и п к а. А про грудь?

Н а н и т а (запрокидывает голову на спинку кресла). Когда ты последний раз спал с женщиной?

Сипка откидывается назад. Взгляд его устремлен в потолок.

Пауза.

Не помнишь?

С и п к а. Некоторых женщин помню.

Н а н и т а. Ты их любил?

С и п к а (усмехнувшись). Не всех.

Н а н и т а (соскальзывает с кресла и опускается на пол рядом с Сипкой). А меня ты смог бы полюбить?

С и п к а (по-прежнему глядя в потолок, просто). Я тебя люблю.

Н а н и т а (наклоняется к Сипке). Зачем ты врешь?

С и п к а. Ты дала мне пить и есть.

Н а н и т а. Ты только за это меня любишь? (Еще ближе склоняет голову к Сипке.) Ты ведь меня не знаешь. Ты меня до сих пор никогда не видел.

С и п к а. Видел. Я тебя часто видел.

Н а н и т а. Где?

С и п к а. Везде.

Н а н и т а. Это была не я.

С и п к а. Это была женщина. Почему это не могла быть ты?

Пауза.

Н а н и т а. Как тебя зовут?

С и п к а (садится). Сипка.

Н а н и т а. Странное имя.

С и п к а. Лагерное. (Вынимает изо рта мундштук и кладет его на ладонь.) Это значит — мундштук.

Н а н и т а. Давно он у тебя?

С и п к а. Давно.

Н а н и т а (протягивает руку). Подари его мне.

Лицо Сипки мрачнеет. Он зажимает мундштук в кулаке и поднимается с пола.

Не хочешь?

С и п к а (прячет руку с мундштуком в карман и поворачивается спиной к Наните. Хмуро). Не хочу.

Н а н и т а. Мундштук тебе дороже, чем я.

С и п к а (подходит к Наните и опускает руку ей на голову). Вы мне дороги одинаково.

Н а н и т а (берет руку Сипки и прижимается к ней щекой). Я тоже тебя люблю… Сипка.

С и п к а. Я знаю. Ты дала мне пить и есть.

Н а н и т а (горячо). Я хотела бы тебе дать гораздо больше.

С и п к а (вытягивает свои пальцы из ее руки, мягко). Не надо преувеличивать. (Подходит к полке и начинает рассматривать разложенные на ней предметы: обломок камня, кусочек дерева, обрывок материи.) Что это такое?