Драмы

Сверху спускается  К л е н о в. Ему сорок девять лет. Он среднего роста, подвижной, без склонности к полноте. Как все люди нервных профессий, он чрезвычайно быстро молодеет и стареет, полнеет и худеет. И в минуты огорчений кажется, что ему не меньше пятидесяти. А когда хорошо на сердце, никак нельзя дать больше тридцати пяти. Он всегда внимателен к собеседнику, даже когда и не слушает его. Во время разговора он обращает внимание на выражение лица и на руки говорящего и, раньше чем собеседник окончил фразу, старается оценить не столько сказанное, сколько сказавшего. Он хорошо воспитан; в разговоре, в походке, в обращении с другими есть и непринужденность, которую многие принимают за наивность, и изящество, и неожиданная резкость, на которую трудно рассердиться, ибо она искренна и не оскорбительна. Суетливость несвойственна ему. Он очень вспыльчив и, зная за собой это качество, старается обуздать свой темперамент, что, впрочем, не всегда удается. После подобных вспышек он очень собой недоволен и поет со сжатыми губами начало Первого фортепианного концерта Чайковского. Когда же бывает доволен собой, он напевает: «В вашем доме… в вашем доме…» Много курит, часто зажигает одну папиросу о другую. Когда смеется — детским, захлебывающимся смехом, — присутствующим трудно бывает удержаться от улыбки. Очень любопытен. Когда ходит по улице, очевидно, любит заглядывать в чужие окошки. Глаза его всегда выдают настроение: тускнеют от скуки и усталости, весело загораются от интересной встречи, неподвижно смотрят в минуту гнева… В повадке, в речи нет ничего неврастенического. Наоборот, он производит впечатление на редкость живого и здорового человека, иногда даже слегка бравирующего своим здоровьем. Сейчас он сходит вниз. В одной руке папироса, в другой — авторучка.

К л е н о в (напевая). «В вашем доме… В вашем доме…» Ну, что происходит в вашем доме, Евдокия Семеновна? «То флейта слышится, то будто фортепьяно…» А кто лыжи сломал?

Е в д о к и я. Ленька.

К л е н о в. Надо будет его послать в палатку за чернилами. Кончились чернила в вечном пере.

Е в д о к и я. Когда обедать будем?

К л е н о в. Скоро, скоро… В семь.

Е в д о к и я. Люди ужинают в это время.

К л е н о в. А у нас все не как у людей. Шура! Я почти закончил. Теперь дело за вами. Идите, читайте, делайте на полях замечания. Только внимательно.

Шура уходит наверх. Кленов смотрит на чемодан.

Он почему здесь?

Е в д о к и я. Я картошку чистила.

К л е н о в. Выбросьте сейчас же ко всем чертям картошку. Он мне нужен, я скоро, возможно, уеду.

Е в д о к и я. Что же, у вас новых чемоданов нет? Куда это вы собрались?

К л е н о в. На Уксусные острова. В Мордегундию.

Е в д о к и я. Опять я одна во всем доме останусь.

К л е н о в (поет). «В вашем дома… В вашем доме…» (Смотрит на книжную полку.) Кто это энциклопедию брал?

Е в д о к и я. Я. Читала.

К л е н о в (берет том, в котором Евдокия Семеновна хранит деньги). Ангара… Ангелы… Ангидриды… (Влезает на лесенку и ставит том на место, напевая.) Ангидриды… Ангара… Надо класть книги на место… «В вашем доме…»