Драмы

Оно крещеное, виденье,
Припоминает имя Божье.

Косме

Вот видишь, привиденье это,

Богобоязненно оно.

Дон Мануэль

Уж поздно. Уложи скорее

И чемоданы и подушки,
Вложи в портфель бумаги эти,
Их отвезти — в том дело все.
Пока укладываться будешь,
Я привидению отвечу.

(Дает бумаги Косме, тот кладет их на стул. Дон Мануэль пишет.)

Косме

Тут я покуда положу их,

Чтобы держать их под рукой
И не забыть. Спрошу я только:
Теперь ты веришь в привиденья?

Дон Мануэль

Вот глупости и небылицы.

Косме

Да, небылица хороша.

Что ж, не было того, что было,
И ты не получил по ветру
Подарок в руки? Это глупость?
Ты, впрочем, совершенно прав:
Тебе одни услады в этом.
Но мне дай верить, потому что
Мне неприятности на долю.

Дон Мануэль

Каким же образом?

Косме

А так —

У нас все вещи вверх ногами, —
Находишь это ты забавным,
А я их приводи в порядок,
Моя работа не мала.
Тебе сюда приносят письма,
Уносят от тебя ответы, —
А у меня уносят деньги,
Приносят угли мне взамен.
Даруют сладости, — немедля
Ты их вкушаешь, как отшельник,
А я пошусь, как всякий грешник,
До сладостей мне хода нет.
Тебе платки, рубашки, брыжжи,
А мне испуг — про это слышать.
Домой приходим мы, — и тотчас
Тебе корзину подают,
Благоприлично и удобно, —
А мне сейчас дают в загривок,
Такой ударище по шее,
Что мозг я выплюнуть готов.
И словом, для тебя, сеньор мой,
Лишь удовольствия по вкусу,
А для меня одни ущербы
И в добавление испуг.
Так привидение по правде
Тебя рукой ласкает мягкой,
Когда ж оно ко мне доходит,
Уж тут железная рука.
Позволь же наконец мне верить,
Нельзя испытывать терпенье,
И отрицать — что человеку
Пришлось загорбком воспринять.

Дон Мануэль

Окончи быстро чемоданы,

И в путь. Там в комнате покуда
У Дон Хуана подожду я.

Косме

Так что же делать мне еще?

Ты черный плащ надел[17], и баста.

Дон Мануэль

Запри и ключ возьми с собою,

А раз в нем надобность возникнет,
Пока в отлучке мы с тобой,
Другой есть ключ у Дон Хуана.
Смущен, что разгадать мне это
Не удалось, но время терпит.
Честь дома моего зовет
С надеждою на повышенье,
И удовольствие мне только:
Так меж двух граней все неважно,
И важности главнейшей — честь.

СЦЕНА 13-я