Драмы

Деянира в "Трахинянках", услышав из уст вестника радостное сообщение о возвращении Геракла, спрашивает, от кого он об этом узнал. "Его слуга, глашатай Лих возвещает об этом" (188 сл.), — ответствует вестник. В переводе: "Его ж товарищ все нам рассказал, глашатай Лих...". Сам Лих в конце своего монолога, объясняя присутствие перед дворцом пленниц из Эхалии, говорит Деянире: "Так приказал твой супруг, я же, будучи ему верен, исполняю (приказ)" (285 сл.). В переводе: "...Я ж, верный друг ему, приказ исполнил". Но откуда взял Зелинский, что Лих — "друг" и "товарищ" Геракла? В первом случае в оригинале прямо сказано "слуга", во втором Лих отчитывается в исполнении приказа перед царицей, — поведение, более свойственное посыльному, чем другу Геракла.

В начале "Филоктета" перед зрителем появляются Одиссей и Неоптолем в сопровождении моряка. Осмотрев пещеру отсутствующего Филоктета, Одиссей считает нужным обезопасить себя от неожиданного появления ненавидящего его героя. "Пошли этого человека в дозор, — говорит он Неоптолему, — чтобы тот [Филоктет] неожиданно не натолкнулся на меня" (45 сл.). В переводе: "Итак, товарища на холм пошли...". Однако, моряк — такой же товарищ юному и знатному Неоптолему, как Лих — Гераклу.

В "Царе Эдипе" коринфский вестник не понимает, из-за какой женщины Эдип не решается вернуться в Коринф, куда его зовут на царство. "Из-за Меропы, старик, бывшей супруги Полиба", — отвечает Эдип (990). "Меропа, друг, Полибова вдова", — в переводе Зелинского. Но почему пастух из Коринфа друг Эдипу, славному царю Фив? В другой раз в этой же трагедии хор обращается к ослепившему себя Эдипу: "Что за безумие охватило тебя, несчастный?" (1299 сл.). "Что за ярость, о друг, обуяла тебя?" — у Зелинского. Хор в греческой трагедии может достаточно сурово судить царей, но без той тени панибратства, которую приписывает ему в данном случае переводчик. По-видимому, несмотря на усилия Зелинского, нам придется все же расстаться с представлением об излишнем дружелюбии софокловских царей и героев в отношении их слуг.

Значительно ближе к современным представлениям, чем это могло быть изображено Софоклом, передает Зелинский отношения между мужчиной и женщиной.

Начать надо со знаменитых, упоминавшихся ст. 568-572 из "Антигоны". Здесь, как известно, Исмена потрясена решением Креонта казнить Антигону, посватанную за его сына, царевича Гемона. "И ты убьешь невесту своего сына? — Для посева пригодны и другие пашни. — Нет, коль у него с ней все слажено. — Я не терплю дурной жены для сына! — О дорогой Гемон, как бесчестит тебя отец!" — завершает спор Исмена. По крайней мере, так стоит в большинстве рукописей, хотя в Альдине — первом издании печатного текста Софокла — этот стих и отдан Антигоне, и вслед за ним так же поступают многие современные издатели.

Как видит читатель из прозаического перевода, в этом диалоге нет ни слова о любовных чувствах молодых людей. Конечно, выражение Исмены "у него с ней все слажено" можно понимать в том смысле, что выросшие вместе в царском дворце Гемон и Антигона с детства питали друг к другу симпатию, которая со временем переросла во взаимное влечение. К такому выводу приведут нас и последующие события, когда мы узнаем, что Гемон проник в склеп к замурованной Антигоне и там покончил с собой, обняв труп невесты. Но и хор в "Антигоне" и афинские зрители Софокла понимали реплику Исмены куда более прозаически. Будущие супруги — царского происхождения и к тому же двоюродные брат и сестра; такие браки очень приветствовались в Афинах, так как позволяли сохранять приданое невесты в пределах одного рода. К тому же в реальной афинской жизни никому не приходило в голову справляться о взаимном согласии молодых: детей сватали родители, и главным критерием при выборе невесты было требование, чтобы она, живя в родительском доме, как можно меньше знала и видела; своего собственного супруга она могла в первый раз встретить только при бракосочетании или незадолго до этого, — какая уж там любовь! Поэтому не чем иным, как откровенной модернизацией, надо считать толкование, приданное этому стиху Зелинским: "А их любовь ты ни во что не ставишь?"

Соответственно нет упоминания о любви и в двух других случаях, где она появляется в переводе. При виде подходящего Гемона корифей хора спрашивает: "Идет ли он, горюя о судьбе Антигоны, его невесты, и скорбя об утерянной надежде на брачное ложе?" (627-630). На вопрос же Креонта, не гневается ли на него сын за невесту, Гемон отвечает: "Никакой брак я не поставлю выше твоего мудрого руководства" (637 сл.). Зелинский переводит в первом случае: "Знать не сладко с любовью прощаться", в другом: "Нет той любви, которую бы сын твой / Твоим благим заветам предпочел". В обоих случаях он считает "любовь" синонимом "брака", — древние греки опять же судили иначе. Вступление в брак они считали гражданской обязанностью, а любовь искали в кругу гетер.