Драмы. Басни в прозе

Мелефонт. Так вы усомнились в моей любви?

Сара. Мне усомниться в вашей любви? Нет, я слишком чувствую свое несчастье, чтобы украсть у себя эту единственную усладу.

Мелефонт. Так как же может моя мисс тревожиться из-за откладываемой церемонии?

Сара. Ах, Мелефонт, ну почему бы мне не думать о ней? Будьте снисходительны к женскому образу мыслей. Мне думается, что: эта церемония — знак божественного соизволения. Весь долгий вчерашний вечер я тщетно старалась усвоить ваши понятия и прогнать сомнения из своего сердца, сомнения, которые вы, уже не в первый раз, называете плодом моего недоверия. Я боролась с собой, и мне удалось наконец одурманить свой рассудок, но голос сердца и неподкупные чувства вмиг разрушили с трудом возведенное здание разумных доводов. Грозные голоса заставили меня проснуться и вкупе с моим воображением ваялись терзать меня. Какие картины, какие страшные образы роились передо мной! Я хотела, очень хотела считать их сновидениями…

Мелефонт. Как? Моя разумная Сара приняла эти картины за нечто иное? Сны, дорогая моя мисс, сны! До чего же несчастен человек! Разве не довольно мучений существует для него в действительном мире? Зачем же творец еще приумножил их, одарив нас воображением?

Сара. Не ропщите на господа! Воображение он оставил в нашей власти. Оно сообразуется с нашими деяниями, и если эти деяния отвечают тому, что мы зовем нашим долгом, нашей добродетелью, то воображение лишь приумножает для нас покой и радость. И только этот обряд, благословение, которое всевышний, именем вечной доброты, ниспосылает нам через своего вестника, может исцелить мое расстроенное воображение. Не медлите больше, сделайте из любви ко мне то, что вы ведь все равно намерены сделать. Сжальтесь надо мною, подумайте, что этим вы освободите меня от воображаемых мук, но и воображаемые муки все же муки для той, что их испытывает. О, если б я могла хоть вполовину так живо рассказать вам об ужасах прошедшей ночи, как живо я их ощущала! Уставши от слез и сетований — единственного моего занятия, я, едва смежив веки, упала на подушки. Природа пожелала дать себе передышку, а скорей всего — скопить новые слезы. Я еще и уснуть не успела, как вдруг увидала себя на вершине огромной и мрачной скалы. Вы шли передо мною, я неверными шагами брела за вами; время от времени меня ободрял взор, который вы, оглядываясь, на меня бросали. Вскоре я услышала позади себя ласковый зов, приказывающий мне остановиться. То был голос моего отца — о, я несчастная! Неужто не дано мне забыть отца! Ах, что, если и его память сослужила ему злую службу, что, если и он не забыл меня? Нет, он забыл. Это утешение, жестокое утешение для его Сары! Слушайте же, Мелефонт, я хотела оглянуться на знакомый голос, но ноги мои вдруг начали скользить, меня шатнуло, я вот-вот свалилась бы в пропасть; тут вдруг подоспела какая-то женщина, похожая на меня, и меня удержала. Я было хотела выразить ей горячую свою благодарность, но она вытащила кинжал из-за пазухи. «Я спасла тебя, — крикнула эта женщина, — чтобы тебя погубить!» Она вытянула руку, в которой держала кинжал, и… я проснулась оттого, что он вонзился мне в грудь. И потом, наяву, еще долго чувствовала боль смертельного удара, не чувствуя того, что есть в нем радостного, — надежды на прекращение боли вместе с прекращением жизни.

Мелефонт. Ах, дорогая Сара, я обещаю вам, что боль кончится и без того, чтобы кончилась ваша жизнь, а значит, и моя… Забудьте же о страшных небылицах бессмысленного сновидения.

Сара. Силы на то, чтобы все забыть, я жду от вас. Любовь или соблазн, счастье или несчастье бросили меня в ваши объятия, сердце мое отдано вам, и отдано навек. Но я не принадлежу вам в глазах того судии, что карает за любое отступление от предначертанного им порядка…

Мелефонт. Пусть же эта кара коснется меня одного.

Сара. Что может коснуться вас, не коснувшись меня? Прошу вас, не истолкуйте неправильно мою настойчивость. Другая женщина, подобно мне опрометчиво потерявшая честь, быть может, захотела бы законными узами восстановить хоть толику ее. Я, Мелефонт, об этом и не думаю, ни о какой чести я знать не знаю, кроме чести любить вас. И вступить с вами в брак хочу не из-за людской молвы, а лишь из-за самой себя. Став вашей женой, я снесу любые поношения, я буду делать вид, что не стала ею. Вам нет надобности объявлять меня своей супругой, выдавайте меня за кого угодно. Я не буду носить ваше имя; наш брак останется тайной Я во веки веков буду его недостойна, если пожелаю из него извлечь другую пользу, кроме одной-едннствеиной — успокоения своей совести.

Мелефонт. Молчите, мисс, или я умру на ваших глазах. Как я несчастен оттого, что у меня не хватает духу сделать вас еще несчастнее! Вспомните, что вы доверились моему водительству, что я обязан все предвидеть за нас двоих и что сейчас я обязан быть глух к вашим сетованиям, если не хочу, чтобы до конца своих дней вы сетовали еще горше. Неужели вы забыли о тех доводах, которые я приводил вам в свое оправданье?